Взрослые игрушки в космосе

Баковец Михаил

После отдыха на очередном выходе мне повезло, причём, дважды. Я нашёл ещё одного паука и отыскал под горой оплавленного хлама большого ремонтного дроида. Круглое тело в виде линзы и размеров с "оку", гравитационное шасси и шесть универсальных манипуляторов: тут тебе и щуп, и сварка любого типа, и резак и зажим, присоска и.... И с виду не сильно повреждён, вмятин хватает, но пробоин и оплавленных дыр на той части, которая выступает из-под завала, не видно.

И началась у меня адова работёнка.

Самое плохое - испорченные временем батареи

дроидов и размеры этих крох. Энергия при интенсивной работе уходила махом. Других же инструментов, кроме как манипуляторов на пауках и мокрице у меня не было. Они по кусочкам резали обломки, а я оттаскивал те в сторону.

На третий день пришло сообщение от электронного охранника, что получена активная сигнатура от ответственного лица, которое может дать мне пропуск в закрытую часть отсека.

Радостный я влетел в отсек и тут... каламбур, анекдот и шутка на китайском в одном флаконе.

Система нашла важное лицо, и этим лицом оказался... я. И мне же прислала запрос на разрешение выдачи мне пропуска в закрытый отсек каюты. Каково? Это даже не российская бюрократия - во сто крат изощреннее.

– Твою мать!
– выругался я и со всей силы ударил кулаком по стене.
– Мать, мать, Мать!..

Надежда отыскать на станции живого, знающего и понимающего рухнула в одночасье.

Хотя, может мне повезёт с секретным отсеком в каюте?

Внутри матрёшки стояло полтора десятка странных устройств. Толстенные трубы в длину эдак метра три и диаметром мне по грудь. Стояли в притык друг к дружке по обе стороны помещения. Пять из них имели светящиеся окошки в торцах. На экранчиках постоянно выводились какие-то графики, синусоиды, плясали то и дело столбики и строчки цифр из математики вабисалов. Для всё это было тёмным лесом.

Через нейросеть с трудом смог подключиться к одному устройству и после этого испытал шок: внутри лежали люди. Из пятнадцати анабиозных медкапсул лишь шесть дорабатывали последние ресурсы и кое-как поддерживали жизнь своих пациентов. Разобраться кто там, за что и с чем лежит и после этого не смог - ну, не те у меня базы, не те. Узнал только, что все капсулы уже давно сигнализируют о куче неисправностей.

– И вот что мне с этим всем делать?
– задал я вслух риторический вопрос и почесал лоб.

Первым делом захотелось разморозить людей и задать кучу вопросов, определиться со своим положением и - как же без этого - надавить тем фактом, что я их спас. Надеюсь, они не вроде брата Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба, который после освобождения предложил за это наградой выбор собственной смерти?

Вторым делом вспомнил, что у меня с припасами крайне туго, а ещё шесть человек нанесут огромную брешь в запасах провианта.

В общем, почесал я лоб, почесал и решил не торопиться. Раз столько лет пролежали в этих камерах, то и ещё пару-тройку недель потерпят. Может быть, за это время я расчищу ремонтного дроида, а с ним смогу попасть в те помещения и отсеки, которые закрыты завалами, непосильные

для меня и моих крох помощников.

Но планы пришлось срочно менять на четвёртый день после обнаружения медицинского схрона с последними людьми на станции, точнее, последними её хозяевами. Всё из-за того, что отказала одна из капсул... минус одна чужая жизнь, которую я мог бы спасти.

Жаль, что я не медик и даже примерно не знаю, как правильно управлять этими штуками. А так пришлось запускать экстренное открытие капсул. Впрочем, учитывая то состояние, в котором находились установки анабиоза, они просто напросто могли и не выдержать правильного процесса.

Все пятеро были живыми, тощими, словно, узники Бухенвальда и женщинами. Опознал не сразу - уж очень состояние несчастных было плохим. Кожа и кости, лица почти что мумифицированные и уж точно никакого намека на грудь, даже лоскутиков, тряпочек кожистых, так сказать, одно отличие от мужика - отсутствие нужного (пусть даже усохшего) причиндала между ног.

– И вот что мне с вами делать?
– простонал я.

В сознание они не приходили очень долго. Я уже начал бояться, что так и умрут и вполне может быть по моей вине, раз я полез в капсулы.

– Господин первый лейтенант императорской гвардии...

Голос прозвучал буквально в голове, заставив подскочить меня с кресла. Секундой позже увидел уведомление от нейросети, что со мной связались по внутреннему каналу, причём, военному.

– Кто говорит?

– Эркен восемнадцать... группа шесть космического флота империи Вабисал.

Один из худых скелетов чуть-чуть шевельнулся. Самая смуглая из всей честной компании с белоснежными волосами, у которых кончики были окрашены в насыщенный чёрный цвет, под стать смоляным бровям.

– Пить хочешь?
– подскочил я к смуглянке.
– Есть? Вот только не знаю, не принесёт ли это вред.

– Я... справлюсь, господин первый лейтенант...

– Просто лейтенант, - перебил я собеседницу.
– Я же вижу, что тебе тяжело говорить даже через нейросеть, Эркен.

– Я не могу нарушить субординацию, господин первый ле...

– Я приказываю обращаться ко мне - лейтенант, пока не отменю это указание. Приказ ясен?

– Так точно, лейтенант.

– Вот и ладненько, - пробурчал я себе под нос.
– Что насчёт воды и еды?

– Немного. Жидкую пищу.

Я показал несколько упаковок, в которых продукт после приготовления превращался в густой суп-пюре и гелеобразную сладковатую массу.

– Что лучше? К сожалению, есть только вот такое и то всё сильно просроченное. Но есть можно, я пока ещё не умер.

– Стамик, лучше всего его, - девушка указала на гель.

"Стамик так стамик, хоть узнал название, а то нейросеть всякую буквенно-цифровую ерунду выдаёт".

– Плохо не будет, Эркен? Не знаю, чем питалась в анабиозной капсуле, но вряд ли обычным способом, - вслух произнёс я, поднося к губам первую крошечную порцию геля.