Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

Серба Андрей Иванович

– Послушай, пластун, а может, предложить им сдаться? – спросил он. – Ведь тоже знают, что войне капут. Ну, ладно, хотели к союзничкам драпануть, – значит, причины были. Не удалось… Так уж лучше наш плен, чем неминуемая дорожка на тот свет. По–моему, логично…

– Кому как… у каждого своя логика, – пожал плечами взводный. – Впрочем, попробуй… попытка – не пытка. Только давай поначалу уберемся из этих кустиков – не нравятся они мне.

Спрятавшись с казаком за толстым дубом, старший лейтенант сложил ладони рупором и высунул голову из–за ствола дерева.

– Дойчен зольдатен!… – громко разнеслось по поляне. Он успел произнести только эти два слова, как зазвенели разбитые стекла,

ставни дома распахнулись и во всех окнах, а также в двух узких вентиляционных щелях, чернеющих чуть выше основания фундамента, заплясало пламя выстрелов.

– Вот и поговорили, – усмехнулся взводный, стряхивая с кубанки листья. – Ну що ж, вольному воля… Павло! – окликнул он стоявшего за соседним деревом помкомвзвода. – Оставь со мной отделение Кондры, а с остальными казаками заходи к сторожке от ручья. И поменьше маскировки, а побольше шума… Нехай швабы ждут нашей атаки с той стороны. И, главное, береги хлопцев.

Помкомвзвода исчез.

Какое–то время Вовк не спускал глаз с дома, затем медленно повел взглядом по поляне и подступающему к ней краю леса. В этот миг злобно затарахтели немецкие пулеметы, им стали торопливо вторить автоматы из окон, выходящих в сторону ручья. Огонь осажденных был направлен в густые заросли камыша на берегу ручья. Оттуда тотчас отозвались дегтяревский ручной пулемет и дюжина автоматов, а среди ярко–зеленых метелок появились и исчезли два или три алых верха кубанок.

– Сержант! – не оборачиваясь, тихонько позвал Вовк, словно чувствуя, что Кондра уже стоит за его спиной.

– Слушаю, товарищ младшой лейтенант, – отозвался тот.

– Дошло, зачем я тебя при себе оставил?

– Так точно. В камышах много шума – мало дела… а туточки – наоборот.

– Верно мыслишь. А думка еще никакая по этому поводу в голову не явилась?

– Уже шевелится. Та же, наверное, що и у тебя: прорваться к халупе вот по этому шляху.

Старший лейтенант с интересом проследил за вытянутым пальцем сержанта. Со стороны леса на поляну выбегала неширокая, гладко накатанная грунтовая дорога. Сюда не выходило ни одно из вентиляционных отверстий, превращенных фашистами в пулеметные амбразуры.

– Рывок со всех ног по шляху вперед. Пара гранат в окно – и Гитлер капут, – закончил тем временем свою мысль сержант.

– Кого пошлешь? – поинтересовался Вовк.

– Пойдем я и Микола. А то уж поди и бегать разучились, – усмехнулся Кондра.

– Не рискуй зазря… а мы огоньком вас прикроем. Держи, – и взводный протянул сержанту свой вытащенный из кобуры пистолет.

Не говоря ни слова, достал и отдал пластуну свой ТТ и старший лейтенант: он тоже прекрасно знал, что в делах, которые предстояло свершить двум казакам, пистолет был намного удобнее автомата.

Отойдя за соседнее дерево, Кондра прислонил к нему свой автомат, снял и положил сбоку на землю вещмешок и подсумок. Затем пристроил за поясом рядом с кинжалом три гранаты, передернул затвор пистолета и, не ставя его на предохранитель, сунул сзади за тонкий наборный ремень.

– Готов? – обратился Кондра к невысокому усатому крепышу с ефрейторскими лычками на погонах, проделывавшему возле него те же приготовления, что и сам сержант.

– Почти. Только наркомовской нормы не хватает, – с ухмылкой ответил ефрейтор.

– Наша норма еще у швабов в фляжках, – ответил напарнику Кондра и повернулся к взводному:

– Можно начинать…

По команде Вовка казаки оставшегося с ним отделения Кондры открыли дружный огонь по дому. Под ливнем их пуль со звоном посыпались на землю последние остававшиеся в оконных переплетах стекла.

Под прикрытием огня товарищей сержант и ефрейтор выдвинулись ползком к самой дороге, залегли рядышком у крайнего к поляне

куста. Выбрав момент, когда немецкие автоматы умолкли, они внезапно вскочили на ноги и бросились прямо по дороге к дому. Они успели пробежать всего несколько шагов, как вражеские автоматы ударили по ним длинными очередями, и фонтанчики пыли, поднятые пулями, заплясали у самых их ног. Высоко подпрыгнув, Кондра метнулся от дороги вправо, присел на колено за густым кустом крыжовника примерно в полутора десятках метров от гаража. Быстро достал из–за пояса гранату, рванул кольцо и метнул ее в направлении дома, после чего без промедления повалился на землю и прикрыл голову руками. Эта и вторая, брошенная ефрейтором с другой стороны дороги, гранаты взорвались почти одновременно, подняв в воздух непроницаемое для глаз облако пыли и прошлогодней листвы. И едва просвистели над головой осколки, сержант уже был на ногах и сделал стремительный прыжок к гаражу. В тот же миг заработали фашистские автоматы, и между Кондрой и строением легла на землю автоматная очередь. Следующая вспорола воздух в шаге перед сержантом, а третья ударила в угол гаража, к которому, судя по направлению движения Кондры, он держал сейчас путь.

Судя по стрельбе, огонь по сержанту вел один автоматчик. Так и должно быть: второй фашист в это время отвлекался ефрейтором на себя. На потном лице пластуна мелькнула довольная улыбка: все пока шло именно так, как он задумал. Резко остановившись в паре шагов от гаража, Кондра неожиданно развернулся на каблуках и что было сил снова бросился в первоначальном направлении – напрямик к дому параллельно дороге. Стрелявший по нему автоматчик не успел еще переместить за казаком точку прицеливания, как пластун опять молниеносно метнулся вбок и упал в высокую траву рядом с дорогой. И пока немец, сбитый с толку бессмысленными, с его точки зрения, прыжками противника, торопливо ловил его на мушку, сержант успел швырнуть в сторону дома вторую гранату и кубарем скатился в глубокий кювет сбоку от дороги. Эта граната взорвалась на идущей вдоль стены дома дорожке, всего в шаге от окна. Взрывная волна ударила в оконные перекрытия снопом пыли, песка, мелкой гальки и обрушила внутрь помещения часть загораживавших окно предметов. И пока не успела осесть поднятая взрывом пыль, мешающая фашистам что–либо видеть из окна и вести прицельный огонь, пластун поднялся из кювета. Низко пригнулся и помчался к дому, доставая на ходу из–за пояса последнюю гранату.

Он очутился у стены одновременно с ефрейтором, бежавшим к дому по противоположной от Кондры стороне дороги. Не переводя дыхания, сержант подскочил к окну и не бросил, а аккуратно сунул гранату в широкую щель между загораживавшими окно снизу комодом и письменным столом. Отскочил в сторону и упал на землю рядом с ефрейтором, уже державшим оконный проем под прицелом своего пистолета. Когда над их головами глухо прогремел взрыв, ефрейтор, приподнявшись на локте, швырнул в освободившееся от посторонних предметов окно две свои оставшиеся гранаты,

Едва внутри помещения один за другим ухнули взрывы и раздался чей–то душераздирающий вопль, казаки одновременно появились по обе стороны окна с пистолетами в руках. Они были готовы открыть огонь по любой цели, но внутри дома все скрывал густой клубящийся дым. И тогда ефрейтор, быстро взглянув на сержанта и получив в ответ утвердительный кивок, встал под окном на четвереньки, а Кондра вскочил ему на спину. Мгновение – и сержант уже сидел верхом на подоконнике и тащил к себе за руку ефрейтора. Когда тот очутился рядом с Кондрой, оба пластуна спрыгнули внутрь помещения: пистолеты в левой руке, обнаженные кинжалы – в правой. А за их спинами уже тяжело бухали в землю подкованные сапоги бегущих к домику казаков.