Взрыв произойдет сегодня (сборник)
Шрифт:
И тут на какой-то миг возмущение нелепостью своего положения и полной невозможностью предпринять что-либо расслабляет его нервы, и он кричит, призывая на помощь. Тотчас же устыдившись этой слабости, он до боли сжимает зубы и берет себя в руки. Нужно ни в коем случае не терять головы и трезво обдумать положение. Судя по померкшему свету в отверстии над головой, ночь уже вступала в свои права. Шансов на то, что кто-нибудь забредет сюда и услышит старшего сержанта, становится все меньше и меньше. Остается надеяться только на себя и искать выход здесь, в самом каземате.
Верхнее отверстие
Положение кажется почти безвыходным… Но тут у Брагина мелькает вдруг мысль: зачем немцам понадобилось ставить здесь мину замедленного действия? Кого они хотят взорвать? Кто полезет в этот бетонированный, спрятанный в кустах колодец?
Конечно, сюда может совершенно случайно провалиться кто-нибудь вроде него, Брагина, но вряд ли придет кому-нибудь в голову использовать этот каземат для жилья. При наличии других, более удобных помещений, это маловероятно. Должны же были считаться с этим немцы? Да, должны, конечно. Разве же целесообразно использовать сложную мину замедленного действия для уничтожения одного-двух человек?
А между тем часовой механизм замыкателя продолжает четко отмеривать секунды, значит, мина для чего-то предназначена же?
Мысленно представив расположение соседних блиндажей, Брагин приходит вскоре к мысли, что один из них, самый большой, в котором работал его взвод, должен довольно близко примыкать к этому каземату. Может быть, заваленная камнями дверь как раз и ведет в него?…
Он соображает теперь, что в этом глухом каземате поставлен, видимо, лишь часовой взрыватель, чтобы скрыть его от саперов, а сама мина находится в самом большом и самом удобном для размещения людей блиндаже.
Старший сержант вытирает холодный пот со лба. Взрыв теперь хотя и не угрожает ему непосредственно, но беда может быть гораздо большей. Он знает, что сюда уже движутся подразделения второго эшелона и на рассвете, а может быть, и раньше они займут заминированный блиндаж.
Брагин торопливо достает из кармана газету, скручивает ее жгутом и зажигает. Осветив стену, тщательно изучает ее. Там, где слышится тиканье, хорошо заметны свежие следы цемента. Судя по форме пятна, тут, видимо, и замурован часовой взрыватель замедленного действия. Брагин знает, что обычно такие взрыватели помещаются вместе с миной, но в данном случае, наверное, идет от него к мине или даже к нескольким минам, детонирующий шнур.
Что же делать? Как предотвратить беду? До замурованного взрывателя ему ведь не дотянуться…
Газетный факел давно потух, а Брагин все еще не знает, что ему предпринять. Нужно как-то исключить всякую неопределенность, но этого можно достичь лишь единственным способом — уничтожением мины подрыванием. Помещение соседнего блиндажа, предназначенное для частей второго эшелона, должно при этом разрушиться, конечно, но пусть уж лучше взорвется оно сейчас, чем после, когда разместятся в нем люди.
А часовой механизм продолжает все так же размеренно тикать. В почти абсолютной тишине, царящей вокруг, звуки эти кажутся теперь
Брагин неплохой стрелок, но от волнения он не попадает в центр светлого пятна. В полутьме вообще ведь не мудрено промахнуться. Пуля его, не пробив и ничего не отколов от стены, с визгом отскакивает от нее.
«А что, если цемент везде такой же крепкий и из пистолета не пробить его?» — тревожно думает Брагин и стреляет еще раз.
Теперь пуля попадает в цель и откалывает кусочек заделки ниши, часовой механизм продолжает, однако, работать с прежней безукоризненностью.
Брагин злится и стреляет несколько раз подряд… Каземат наполняется гулом выстрелов, сильнее пахнет порохом, но когда шум утихает, снова отчетливо слышится все то же раздражающее тиканье часового механизма.
Брагин теперь уже почти в ярости вскидывает пистолет и изо всех сил нажимает на спусковой крючок, но на этот раз раздается лишь глухой щелчок курка. Кончилась обойма, а запасной у Брагина нет. Гаснет и факел.
Старший сержант с ожесточением бросает пистолет и совершенно обессиленный опускается на пол каземата. Отверстие над его головой едва различимо, но постепенно оно снова начинает светлеть, окрашиваясь в желтый цвет. Брагин догадывается — это взошла луна.
«Что же делать теперь?…» — лихорадочно думает старший сержант, все еще беспомощно сидя на полу каземата. Временами ему начинает казаться, что шумят где-то моторы и движутся люди. «Может быть, это уже прибывают части вторых эшелонов?» — проносятся тревожные мысли. Он вскакивает тогда и принимается торопливо шагать по каземату.
Когда положение начинает казаться окончательно безвыходным, он дрожащей рукой нащупывает немецкую гранату, все еще находящуюся у него за поясом. Достаточно метнуть ее в стену, в которой замурован часовой взрыватель замедленного действия, чтобы от попадания в него осколков гранаты или от одной только детонации он сработал и взорвал мину в соседнем блиндаже. Конечно, при этом может пострадать (и даже непременно пострадает) и сам Брагин, но другого выхода у него нет.
Старший сержант уже берется за рукоятку гранаты, как вдруг в светлом отверстии над головой замечает морду волка с фосфорически светящимися глазами. Присмотревшись, он видит, что ошибся: к нему в каземат заглядывает не волк, а собака. Брагин даже узнает в ней знакомого пса из отделения собак-миноискателей.
— Рекс! — радостно кричит он. — Это ты, Рекс?
— Это мы, — слышит он в ответ голос ефрейтора Голикова, голова которого появляется теперь рядом с мордой Рекса.
— Вася… — уже не имея сил кричать, чуть слышно шепчет Брагин. — Это ты, Вася?…
— Да, да, это я! — торопливо отзывается Голиков голосом, дрожащим от радостного волнения. И не успевает Брагин слова сказать, как слышит вдруг грохот падающего на него ефрейтора.
— Ох, черт побери! — стонет Голиков, ворочаясь в темноте. — Чуть голову себе не сломал. Глубина-то какая!..