Взрыв
Шрифт:
– Так ты не хочешь его увидеть?!
– Милый, занимайся своим протуберанцем, а я займусь готовкой.
– Ты много потеряла, – сказал Фриде, но его жена уже отключила интерком.
Интересно, а как будет выглядеть этот феномен при панспектральной эмиссии? Фриде пришло в голову, что это пятно, о котором он уже думал как о своей собственности, можно было различить даже при полном солнечном свете.
Доктор распустил ремни, привязывавшие его к креслу, и позволил невесомости унести его к самому куполу обзорной кабины. Сейчас лицевая часть «Гипериона» была повернута к диску звезды, и Фриде знал, что если
Естественно, Солнце не будет светить ему в лицо со всей силой, поскольку такое излучение неминуемо убьет его. Темный экран перед глазами ученого был сделан из термостойкого стекла двойной прочности, с теми же промежуточными слоями фреонового геля, как и в других отсеках корабля. Солнечный жар не сможет его испепелить, поскольку контроль за поляризацией купола, представлявшей собой искусно сплетенную сеть жидких кристаллов, осуществлялся собственной экспертной системой, непохожей на радужную оболочку глаза. Фотометры отбирали необходимый видимый спектр, а кристаллы задерживали избыточный свет, могущий оказаться губительным для кожи и глаз, так что ученый был надежно защищен. Можно было без преувеличения сказать, что Фриде смотрел на Солнце настолько пристально, насколько мог себе позволить.
Доктор повернул рукоять.
Скручивание!
Вращение!
Сгущение!
Разрыв!
Газовая трубка, в которую угодил плазмот, уже успела накопить десятки тераватт потенциала внутри канала. Чем сильнее становился поток, тем беспокойнее чувствовал себя плазмот, поскольку избыток кинетической энергии начинал сказываться на его ионной структуре.
Помимо постепенного структурного истощения, плазмота заботило иное. Ему некуда было податься, не с кем переговорить, и не было ни малейшего шанса на то, что положение изменится к лучшему. Он будет просто болтаться в вышине, пока на солнечной поверхности что-нибудь не произойдет.
На мгновение ему закралась в голову мысль отцепиться от внутреннего течения и соскользнуть вниз. Возможно, ему удастся вернуться в фотосферу вместе с нисходящим потоком.
Однако плазмот чувствовал, что, скорее всего, он погибнет. Края трубы терялись в черноте магнитного шторма, о котором он тщетно пытался предупредить своих собратьев и который по-прежнему бушевал в солнечной атмосфере. Падая, плазмот мог запросто угодить в самый центр огромного холодного бассейна нисходящей газовой колонны, которая являлась аномалией на фоне восходящих жарких ячеек фотосферы. Сравнительно холодные газы увлекут его в глубь конвекционного слоя, лежащего на полпути к ядру, где никогда не был ни один плазмот. На дне колодца его могут испепелить термальные энергии.
Стоило рисковать лишь в случае, если плазмоту удалось бы доплыть до одной из стенок бассейна и отыскать восходящий поток. Это было бы возможно, если бы ячейка не превосходила шириной те восходящие колонны фотосферы, которые плазмоты избрали своим обиталищем. Однако бассейн мог оказаться шире их в сотню раз, и тогда плазмоту грозит участь быть заживо погребенным в холодных глубинах.
Плазмоту было
Плазмот потерял счет времени, когда внезапно почувствовал происходящие вокруг изменения. Грохочущая газовая трубка внезапно затихла, а скорость потоков энергии снизилась. Начался какой-то новый этап. Газовый мост разрушился прежде, чем плазмот успел сообразить, что же, собственно, происходит.
Он не упал вниз, поглощенный породившей его колышущейся черной мутью, поскольку успел накопить слишком много энергии. Он разорвался, выбрасывая сгустки и струи перегретой плазмы вверх, к колышущейся короне.
Плазмот обвился вокруг одного из бешено несущихся сгустков материи и приготовился к смерти.
Сияние!
Удар!
Ритм!
Скорость!
Борт «Гипериона», 21 марта 2081 г.,
18.49 единого времени
Перед доктором Ганнибалом Фриде светился солнечный диск, чью сверкающую мощь, казалось, не в силах были сдержать защитные слои купола. Доктор прищурился и бросил взгляд на восток, чуть ниже экватора, отыскивая пару солнечных пятен, едва видных в альфа-излучении. Под воздействием ярчайшего свечения дыра почти исчезла из поля зрения.
А это что такое? Привыкнув к свету, Фриде обнаружил нечто новое. На фоне золотистого солнечного диска район вокруг пятен побелел до серебристого цвета. Он был не менее ярок, однако по сравнению с общим свечением казался менее красочным, насыщенным. Казалось, что с течением времени этот кусок солнечной атмосферы померкнет и потемнеет подобно тому, как маленькая черная точка на золотом яблоке растет и превращается в черную гниль.
Фриде повернул голову, пытаясь отыскать эту область Солнца на изображении в альфа-лучах, размещавшемся внизу на дисплее. Пока он крутил головой, Солнце содрогнулось.
Содрогнулось всего один раз, но с какой силой!
Что это могло быть? Фриде быстро взглянул на Солнце, надеясь, что привыкшие к слепящему свечению глаза не сыграют с ним глупую шутку.
Импульс, чем бы он ни был, уже прошел. Солнце по-прежнему являло ученому свое огненное лицо с серебристым участком. Правда, казалось, что этот район стал немного белее, более расплывчатым и неясным.
Подплыв к дисплею внизу, ученый пытался отследить происходящие изменения на экране. Протуберанец постепенно опадал и наконец поблек и исчез.
Фриде схватился за рукоятки сиденья и рывком подтянул ноги. Не тратя время на привязывание, ученый зацепился ногами за кресло, приблизился вплотную к экрану и увеличил резкость. Сомнений не было – дуга горящего газа между двумя пятнами исчезла.
Что это такое?
У Фриде был ответ на свой вопрос. В соответствии с данными наблюдений и солнечными теориями двадцатого века протуберанцы взрывались. Они распадались, возвращая большую часть исходной материи обратно в фотосферу, однако немалая часть кинетической энергии вырывалась в корону и далее в пространство.