Взрывное лето
Шрифт:
— Магнитофон на батарейках, — я вставила кассету, положила палец на клавишу. — Включать или подождем ребят?
— Включай.
— Ты лежишь? Хорошо. Три, два, один, пуск! — я нажала на клавишу.
Сначала мы услышали довольно злобный женский голос:
— Зараза! Шваль подзаборная!
— Это Елена Викторовна пар спускает. Я только что вышла из ее кабинета, — пояснила я. Андрей кивнул.
Потом непонятное шуршание, стукнул ящик стола, скрипнул стул, шаги, легкий хлопок.
— Это она встала и к дверям подошла. Сейчас с секретаршей говорить будет, — я продолжала комментировать.
Снова голос, громкий, совсем рядом с микрофоном.
— Лидия
Секретаршу было плохо слышно, она и так говорила негромко, а сейчас, очевидно, волновалась и совсем понизила голос. Но по реакции Елены Викторовны было понятно — она сказала, что я вовсе не ушла, а нахожусь сейчас в кабинете директора.
— Что?! — резкий стук закрываемой двери, шум стал приглушенным.
Я остановила магнитофон.
— Пока, как видишь, ничего интересного нет, я это оставила для создания общего впечатления. Чтобы ты понял, какая это стервозная баба. Дальше события развивались в кабинете у Николая Георгиевича, но там тоже ничего интересного. Когда она меня выставила оттуда, то, судя по всему, вернулась к себе, взяла сумку, заперла кабинет и сказала секретарше, что едет по делам. На вопрос, когда вернется, ответила, что не знает, может, через час, а может, совсем не придет. Секретарша напомнила, что за стол сядут часов в пять, в полшестого, там у них день рождения у кого-то из сотрудников, — я взглянула на часы. — О, уже вовсю празднуют. Отсюда я этот разговор убрала, он нам ничего не дает, но на оригинале пленки все есть, если захочешь прослушать, пожалуйста. Потом она выскочила из конторы и поехала на площадь, к зданию администрации. Дождалась в скверике какого-то мужика. Там-то самое интересное и начинается, на этой встрече в скверике. Не знаю, что за мужик, но он уже был в курсе событий. Наверное, она ему позвонила перед тем, как выехать.
— Он что, вышел из здания администрации?
— Как он появился, я не заметила, но зашел он точно туда.
— Скорее всего, это бывший муж Косачевой. Им Витя занимался. Когда придет, сравните впечатления.
— А с чего это Витя им заинтересовался, он же в «Орбите» не работает?
— Это сейчас, а вообще-то он один из тех, кто основал фирму.
— Да? Это, наверное, очень удобно, когда один из основателей работает в администрации. Кем?
— Средней величины шишка в министерстве строительства.
— Понятно! А я еще удивлялась, как это у них все проверки так гладко проходят, ну просто идеальная документация! Ладно, значит, Елена Викторовна позвонила бывшему мужу и пожаловалась на нехорошую тетю Таню Иванову, которая ее обижает. Слушаем дальше.
Я включила магнитофон, и снова раздался взволнованный голос Косачевой.
— Борис! Ну почему так долго, я уже полчаса здесь топчусь!
— Точно, Косачев, — отбросил сомнения Мельников. — Его Борис Леонидович зовут. А что, она правда так долго его ждала?
— Врет. Не больше пятнадцати минут прошло.
— Леля, извини, задержался, — голос слегка запыхавшегося Косачева. — Но я все выяснил.
— И чего ей надо?
— Давай сядем, сейчас все расскажу. Уф-ф, значит, так. Кое-какие справки я навел, накоротке, конечно. Чтобы более подробные сведения
— Ничего особенного. Обыкновенная драная кошка, а уж одевается, так не приведи господь! Борис, меня не волнует ее внешность, что по делу?
— Не верь ей, Танька, — ухмыльнулся Мельников, и мне прищлось остановить пленку. — Ты действительно была самая красивая, и я даже знаю, кто тебя так называл, «мисс прокуратура»!
— Сама знаю, — отмахнулась я, снова включая магнитофон, — ты дальше слушай.
— Чаще всего при определении Ивановой звучало слово «ведьма», — Косачев добросовестно продолжал излагать мою характеристику. — Одним словом, в коллективе пользуется заслуженным уважением, и человек, к которому она начинает вязаться, автоматически вызывает подозрение. Так что она права. Если подключит компетентных людей и нажмет как следует, то ее дружки, которые полчаса трендели мне про потрясающее чутье и какие-то там особенные взгляд и нутро, хором насядут на нас. И то-гда — ничего хорошего.
— Черт побери, что же делать?
— Ага, теперь «что делать?». А все жадность ваша бесконечная! Говорил я, что лучше поделиться, так нет, убить дешевле!
— Да твой Кондратов был прорва бездонная! Ты бы с ним делился, пока последние трусы не отдал бы. Знаешь, сколько таких, как ты, слишком умных, он уже поделил и голым в Африку пустил!
— Конечно, так, как вы, гораздо лучше! Наняли каких-то придурков…
— Перестань орать на меня! С ума сошел, мы же на улице, кто-нибудь увидит, — и сама перешла почти на шепот: — Между прочим, с Барином они разобрались очень профессионально, и никаких улик! Мы вообще в сторонке, чай пьем, ничего не знаем. Что ты дергаешься?
— Я? Это ты дергаешься! Кто мне сейчас позвонил и истерику устроил? Кто такая Иванова, что ей надо, прижать ее, достать ее, убрать ее!
— Подожди, Борис, а при чем здесь, действительно, эта Иванова? Какое ей дело до Кондратова? Кто ей платит, какие-то его дружки?
— Да наплевать ей на него! Это не его, это ваши дружки подгадили, профессионалы хреновы! С тем ментом, которого они на днях у «Козырной шестерки» подстрелили, — на этих словах записи Мельников высоко поднял брови, но промолчал, — она раньше работала. Знаешь, как они все друг за друга держатся?! Вот она и полезла на стенку. Землю роет, обещает достать гадов. Ясно тебе теперь?
Андрей улыбнулся, глядя на меня. Я постаралась как можно невозмутимее пожать плечами.
— Ерунда какая. В жизни никому подобной пошлости не говорила.
— Ладно-ладно, не говорила, — успокоил ме-ня он.
— От этой Ивановой, если уж она прицепилась, просто так не отделаешься, — продолжал просвещать бывшую супругу Косачев.
— Сколько она стоит?
— Откуда я могу знать. Лично с ней дела я никогда не имел.
— И все-таки, что она больше всего любит, наличные или камешки?