Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945
Шрифт:
Так что поляка мы любили.
Я успел сменить первый пост. Часовые и подчаски проверили печати на замках и дверях, удостоверились в исправности тревожной кнопки оповещения.
Ефрейтор Сумников, сменившийся с поста, доложил:
– Товарищ лейтенант, севернее погранзаствы наблюдали три зеленые ракеты. Пущены с интервалом в десять секунд в направлении развилки дорог.
Мы знали, что там, в лесу, развилку дорог контролировал дот пограничников. Несколько пулеметов и отделение бойцов. Пограничники иногда приезжали на машине в наш городок. То в баню, то на просмотр кинофильма, то на концерт. Мы с ними дружили. Проводили совместные праздничные мероприятия. Жена начальника погранзаставы имела очень приятный голос, нежное девическое сопрано, и она всегда исполняла несколько песен. Мы ее любили и преклонялись перед ней как перед артисткой. Всегда, когда в военном городке намечалось какое-либо мероприятие, бойцы и командиры спрашивали начальника клуба,
А пока я слушал доклад ефрейтора Сумникова.
– И еще, товарищ лейтенант, – уже не по-уставному дополнил Сумников, – в городке, в польском квартале, стоял какой-то непонятный шум. Словно что-то перетаскивали из дома в дом. Калитки хлопали. Гвалт какой-то стоял.
– В польском или в еврейском? – уточнил я.
Дело в том, что наш городок делился на две части. Собственно военный городок и – Городок. Именно такое название он носил. Но на конвертах из дому нам писали так: «Гродно-12», а дальше шел номер полевой почты. Разделяла эти два городка небольшая речушка. В военном городке находились казармы нашего стрелкового полка и танковой бригады. Стояли также дома семей командиров. Правда, некоторые командиры, как правило рангом пониже, жили и в гражданской части городка. В основном молодые семьи. Лейтенанты привозили из отпусков молодых жен и селились там, снимая свободные комнаты у поляков и белорусов. Евреи жили более замкнуто. Они даже имели свое особое кладбище. На кладбище всегда дежурил сторож. Стоило туда зайти, тут же появлялся старик в черной балахонистой одежде и вежливо, но настойчиво спрашивал, что пан офицер желает осмотреть. Так что в другой раз туда не пойдешь.
Ефрейтор Сумников не уточнил, откуда именно доносился шум.
Через несколько часов именно из еврейского квартала потянулись на восток, в сторону Гродно, хорошо увязанные повозки с домашним скарбом, с привязанными к широким телегам коровами и телятами. Но старики остались сторожить дома. Они не верили в то, что произойдет очень скоро – массовое уничтожение еврейского населения на оккупированных территориях. Правда, немцы, а также полицаи, уничтожали не только евреев, но и белорусов, русских, украинцев. Я побывал и в окружении, и пожил на задержке, и в партизанском отряде, и шел потом со своим взводом на запад, освобождая те же районы, по которым когда-то отступал, и повидал всякого. Видел и виселицы, и ямы, присыпанные землей, которая сочилась человеческой кровью, и длинные колонны военнопленных, и овраги у дорог, доверху забитые расстрелянными из пулеметов, и сожженные дотла вместе с жителями деревни, и расстрелы дезертиров и мародеров. Война не обошла никого. Как определить, кто больше пострадал от нацизма? Все страдали. Все заплатили кровавую цену за то, чтобы в конце концов ту, казалось, непобедимую силу, которая кинулась на нашу страну из-за Буга, Днестра и Немана, мы все вместе, сообща, остановили, а потом погнали назад и уничтожили окончательно там, где она зарождалась, собиралась и откуда начинала свой Drang nach Osten.
Не успели мы договорить – я-то по ходу доклада Сумникова соображал, что доложить ротному, – как со стороны погранзаставы послышался гул. Мы не сразу сообразили, что это гудит. Низкий, вибрирующий гул, который нарастал с каждым мгновением.
– Товарищ лейтенант! Смотрите! – почти вскрикнул один из бойцов и указал вверх.
– Самолеты!
– Сколько же их!
– Куда они летят?
– Немцы? Или наши?
– Летят из-за Буга. Там нет наших аэродромов.
– На Гродно пошли. А может, на Минск.
Так разговаривали мои бойцы.
Мы, вся смена, растерянные, стояли посреди улицы. Я сразу все понял. Мгновенно всплыли в памяти разговоры в штабе и среди командиров, лицо ротного, его рассказ об отправленной на восток жене и дочери, доклад о трех зеленых ракетах в сторону дота пограничников.
Что делать? Разыскивать ротного, чтобы доложить ему обо всем, что наблюдали и слышали часовые и что наблюдали теперь все мы? Или продолжать службу и менять посты? Поднимать дежурное подразделение, то есть свой взвод, пусть и не полного состава, в ружье?
В конце концов я все же принял решение. Мы побежали в сторону нашей караулки. На мое решение повлияли следующие обстоятельства.
Дело в том, что у нас в караульном помещении был станковый пулемет «Максим» с пятью коробками патронов. В караульной ведомости числился пулеметный расчет – первый и второй номера. В штат их ввели весной. Уже тогда стало неспокойно. То пограничники нарушителя задержат, то самолет немецкий пролетит, то часовой исчезнет, то на железной дороге что произойдет. «Железка» проходила в нескольких километрах от нашего городка. Вот почему я и отдал приказ срочно двигаться в сторону караулки, а попросту бежать. «Максим» – это хоть и легкое стрелковое оружие, не пушка, конечно, но все же и не винтовка. Об автоматах мы тогда и понятия не имели. Видел я несколько
1
ППД – 7,62-мм пистолет-пулемет системы Дегтярева образца 1940 г. (ППД-40). Являлся усовершенствованным вариантом пистолетов-пулеметов В.А. Дегтярева образца 1934 и 1934/38 гг. Специальный переводчик огня, смонтированный в спусковом механизме, обеспечивал стрельбу в двух режимах – очередями и одиночными выстрелами. Масса в боевом положении – 5,4 килограмма, боевая скорострельность: одиночным огнем – 30–40 выстрелов в минуту, очередями – 100 выстрелов в минуту, емкость магазина – 71 патрон, прицельная дальность стрельбы – 500 метров.
2
ППШ – 7,62-мм пистолет-пулемет системы Шпагина образца 1941 г. (ППШ-41). Самый массовый образец автоматического оружия пехоты периода Великой Отечественной войны. Он имел простую конструкцию и высокую надежность. Масса ППШ в боевом положении: с дисковым магазином – 5,3 килограмма, с секторным магазином (рожком) – 4,1 килограмма; боевая скорострельность: одиночным огнем – 30–40 выстрелов в минуту, очередями – 100 выстрелов в минуту; емкость магазина: дискового – 71 патрон, секторного – 35 патронов; прицельная дальность стрельбы – 500 метров (с 1942 г. – 200 метров).
Когда бежали, кто-то из бойцов уронил винтовку, она загремела так, что выскочил затвор. Боец лихорадочно толкал его вперед, пытаясь вставить его, но у него ничего не получалось.
– Ты чего так дрожишь, Паньшин? Разучился винтовку собирать? – Ефрейтор Сумников стоял над своим подчаском и отчитывал его.
Тот сидел на корточках и растерянно смотрел по сторонам, словно, кроме затвора, выронил еще что-то. Руки его сильно дрожали, а края пилотки и воротничок гимнастерки сразу, в один момент, потемнели от пота.
Я выхватил у него из рук винтовку и вставил на место затвор. При этом патрон мягко вошел в патронник. И я подумал: вот и началось.
Как командир взвода, я много внимания уделял состоянию личного оружия, шанцевого инструмента и боевого снаряжения вверенного мне подразделения. Бойцы тщательно, после каждых стрельб, а также после строевых занятий с оружием, чистили свои винтовки, смазывали. Сержанты, командиры отделений проверяли качество ухода за оружием. Особенно строг был в этом отношении мой помкомвзвода старший сержант Климченко.
Климченко, имя которого, к сожалению, не запомнил, призывался из Смоленска или Смоленской области. Срок службы его заканчивался, но он мечтал остаться на сверхсрочную. Я об этом его желании уже переговорил с капитаном Санниковым. Ротный имел разговор с комбатом. Тот тоже был не против. Так что Климченко старался изо всех сил. И не сказать чтобы он был этакий служака или угодничал перед вышестоящими командирами. Нет, этого не было. Просто добросовестно, в рамках устава и правил солдатского общежития, исполнял свои должностные обязанности. Образование имел семь классов. По тем временам – это не меньше техникума. Был начитан. Занимался самообразованием. Интересовался техникой. Умел водить трактор, машину, мотоцикл. Владел всеми видами стрелкового оружия. Помню, когда узнал, что мы, командиры взводов, изучали новые автоматы, несколько раз спрашивал: правда ли, что их скоро перевооружат? По полку действительно носился слух о том, что не позднее августа нас, побатальонно, будут переводить на новые штаты: в каждой роте будет введен автоматный взвод, а в каждом батальоне – автоматная рота. Но ничего этого не произошло. Забегая вперед, замечу, что на новые штаты нас перевели только в конце сорок третьего года. Именно тогда я начал командовать автоматным взводом. Правда, сам я, а также командиры отделений и некоторые солдаты из числа наиболее надежных к тому времени уже имели ППШ.
Так вот, оружие в моем взводе всегда находилось в образцовом состоянии. Но некоторые винтовки были старенькими, выпуска еще 20-х – начала 30-х годов, с разболтанными затворами и магазинами. Не раз они побывали в руках ремонтников. Но как известно, конь леченый… Словом, войну нам предстояло встретить имея не особенно надежное вооружение.
От винтовки бойца Паньшина пахло смазкой, а патроны, наверняка тщательно протертые, сияли латунным напылением, как новенькие карандаши у первоклассника.