Взводный

Айзенберг Александр

– Ну что, сучка, допрыгалась?! Сейчас ты, тварь, мне за все ответишь, а ну, переломайте ей все кости.

Бугаи послушно двинулись к девушке, а сама Света от страха просто замерла на месте, когда неожиданно из темноты появились четверо крепких парней в закрытых масками лицах. Ни слова не говоря, они мгновенно вырубили бугаев, правда при этом сломав им обе руки каждому, после чего подступили к заметно струхнувшему папаше мажора.

– Значит, любишь над слабыми издеваться? Тогда понятно, в кого вырос твой ублюдок, пример перед глазами. Ну что ж, мразь, пришла пора держать ответ за свои поступки.

Если его телохранителям просто сломали руки, то самого родителя избили до полусмерти,

сломав ему с десяток костей и в том числе челюсть. В результате он попал в реанимацию, откуда вышел инвалидом. Не успокоившись, он попробовал привлечь Светлану к суду как причастную к его избиению, однако у него ничего не получилось.

Сама девушка заступившихся за нее парней не знала, а происшествие попало на камеру наружного наблюдения находившейся рядом фирмы. В итоге папаше самому пришлось отвечать за попытку нападения на Свету, а в свете прошедшего суда и так все было ясно, к тому же и пресса с радостью ухватилась за вновь появившиеся обстоятельства, и даже если судьи и хотели бы замять это происшествие, то просто не рискнули. Папаше, учитывая его инвалидность, дали условный срок, но обязали выплатить девушке приличную компенсацию.

Парнями, которые за нее заступились, оказались друзья и однополчане погибшего Игоря.

Глава 1

30 июня 1941 года, окрестности Стрыя, Западная Украина

Последнее, что я помнил, это резкая боль в левом боку, и все, а теперь я лежал на земле, и к ее запаху примешивалась такая знакомая вонь сгоревшего тротила и пороха. Кто-то меня усиленно тормошил, и я не сразу сообразил, что фоновый шум – это бубнеж незнакомца, а спустя минуту я наконец смог понять, что именно он талдычил.

– Товарищ лейтенант, очнитесь.

Наконец открыв глаза, я оторопел: передо мной был молодой парень в старинной форме Красной армии, времен начала Великой Отечественной войны, с голыми петлицами и пехотными эмблемами из скрещенных винтовок на фоне круга мишени. Шевельнув головой, я непроизвольно застонал от пронзившей голову острой боли. Парень, увидев, что я очнулся, явно обрадовался и, приподняв мою голову, приложил к моим губам фляжку, СТЕКЛЯННУЮ, Карл! Стеклянную фляжку, мать его за ногу! Впрочем, удивляться я продолжил после того, как жадно ополовинил ее, так как вдруг оказалось, что зверски хотел пить.

– Товарищ лейтенант, что нам делать? Вы единственный командир, все остальные погибли.

– Ты кто? – только и смог выговорить я.

– Красноармеец Тимофеев, товарищ лейтенант.

– Еще хоть кто остался?

– Да, человек тридцать бойцов.

– Младший командный состав есть?

– Есть, старшина роты Нечипоренко и командир отделения сержант Куприянов.

– Позови их сюда.

Красноармеец убежал, а я, повернув голову, огляделся. Я лежал в наспех отрытом окопе, метрах в пяти от меня он был разрушен прямым попаданием снаряда, видимо это от него по мне долбануло. Сама голова, кстати, была довольно умело перевязана, но пока гудела, как церковный колокол. Собрав все свои силы, я приподнялся и сел, так как стоять пока не мог. Вокруг меня лежали трупы красноармейцев, как я понял, это были мои бойцы, вот только еще нужно выяснить, кто я сам такой. Охлопал себя по карманам гимнастерки и в нагрудном кармане слева обнаружил командирскую книжку. Так, и кто же я такой есть? То, что это тело не мое, скажем так, я уже понял. Просто проведя языком по зубам, обнаружил, что у меня все зубы на местах, тогда как у меня прежнего не хватало двух нижних коренных зубов с правой стороны, их я еще в детдоме потерял. А кроме того, на службе лишился последней фаланги левого мизинца. Жить не мешало, даже не чувствовал

этого неудобства, а тут заметил, правда, не сразу, а когда красноармеец Тимофеев убежал. Открываю командирскую книжку, и кто я же теперь? Читаю: лейтенант Прохоров, Игорь Николаевич, командир второго взвода третьей роты… батальона… полка. Хорошо хоть, что имя-отчество совпадает, привыкать не придется.

Да… Что называется, попал, вот уж и думать не мог, что окажусь на месте героев книжек, которые любил читать. И что дальше делать? Пробиваться наверх, к Сталину? Да ну, фиг я куда пробьюсь, разве что к стенке, да если даже и пробьюсь, то попаду в золотую клетку, если не грохнут после того, как все выкачают из меня про ближайшее время. Не, дурных нема, спишу на ранение в голову и контузию, потерю памяти и буду воевать. Сейчас тут можно будет хорошо развернуться и такую козью морду немцам устроить, что они взвоют. Не думаю, что у меня все будет так легко получаться, как у героев прочитанных книжек, но по крайней мере я знаю, что и как тут было, и надеюсь, смогу избежать большинства ошибок нынешних командиров.

Тут показался красноармеец Тимофеев, очевидно, со старшиной Нечипоренко, так как в его петлицах виднелась целая пила, четыре небольших треугольника. Более или менее я знал значение геометрических фигур в петлицах, конечно, по погонам ориентироваться для меня было намного легче, но и так благодаря книгам и фильмам про войну я разбирался в нынешнем обозначении воинских званий сухопутных войск.

– Как вы, товарищ лейтенант?

Это было первое, что я снова услышал от Тимофеева.

– Тимофеев, сейчас собери оставшихся бойцов и поищите здесь все исправное оружие, патроны, гранаты и продукты. Приказ ясен?

– Да, товарищ лейтенант.

– Тогда вперед.

Тимофеев убежал, а ко мне подошел старшина.

– Звали, товарищ лейтенант?

– Да, старшина. Я так понял со слов Тимофеева, что я тут единственный командир остался?

– Все верно, остальные командиры погибли.

– Тут такое дело, старшина, я после того, как меня по голове садануло, ничего не помню: ни тебя, ни других бойцов, ни последнего приказа комбата и ротного, да даже какой сегодня день, забыл.

Старшина от услышанного помрачнел.

– А как воевать – тоже забыли, товарищ лейтенант?

– А это, как ни странно, нет, даже вроде как лучше знать стал. Так какое сегодня число, где мы и какой был последний приказ начальства?

– Значит, товарищ лейтенант, сегодня у нас, стало быть, 30 июня 1941 года, а находимся мы в окрестностях города Стрый. А вы, товарищ лейтенант, часом не забыли, с кем мы воюем?

– Не беспокойся, старшина, не забыл. Так какой был последний приказ?

– Оборонять эти позиции до конца дня, а потом отойти.

Глянув на небо, я увидел клонящееся к закату солнце, значит, считай, приказ мы выполнили.

– Хорошо, личный состав пересчитали?

– Да, в строю вместе со мной тридцать семь человек.

– Раненые есть?

– Трое легкораненых, могут сами передвигаться.

– Неужто тяжелых не было?

– Были, как не быть, только их час назад в тыл отправили, сразу, как атаку отбили.

– Это хорошо. Ты вот что, старшина, посиди пока рядом да помолчи, мне подумать надо.

Старшина послушно присел рядом, считай, как в анекдоте про работягу [1] .

1

Приходит работяга устраиваться на работу, а его спрашивают: «Что вы можете делать?» Работяга отвечает: «Могу работать». Работодатель: «А еще?» Работяга: «Могу не работать».