Взять с поличным

Безголосов Павел

Если честно, то во время войны я не надеялся выжить. Нет, не так. Надеяться — это все надеются. Правильнее будет сказать, не рассчитывал, не верил, что выживу. Хотя, надеялся. Это да, надеялся. Но, может быть, именно потому, что не верил в такую вероятность и из-за этого относился к вероятности возможной своей гибели во время очередного выхода философски спокойно, —

может быть, именно потому, что не давал страху и иным эмоциям помешать холодному просчету вариантов поведения, поэтому и выжил.

Хотя были случаи, когда казалось, что на этот-то уж раз все… Совсем все. Как тогда, когда под Новороссийском на сопке Сладкая Голова нашу группу прижали к земле пулеметным огнем. Таким плотным, что ни головы, вообще ничего не поднять. Именно в тот самый выход, когда убило взводного Сашку Когана. Того самого Когана, автора «Бригантины», это мы, правда, уже потом узнали.

Но ведь ничего! Выжили. Фрицы тогда на захват выслали к нам свою разведгруппу, и во встречном рукопашном мы не только их одолели и сумели вернуться обратно, мы в тот раз и своих погибших вынесли.

Много с тех пор прошло времени, и много утекло воды. И много чего было. Сразу после войны я воевал против украинских националистов и прибалтийских «лесных братьев», вскрывал бандитское подполье в Западной Белоруссии, пока, наконец, окончательно не осел в Москве, специализируясь на контрразведывательной работе против США и Великобритании. Конечно, сейчас я руковожу, и сам, лично, в задержаниях не участвую — зря, что ли, воспитал таких орлов, Но, судя по всему, сейчас придется. Как и тогда — в рукопашный и с превосходящими силами противника.

Нет, я понимаю, что мне с Володькой, перефразируя Гайдара, только пару минут простоять, да с десяток секунд продержаться, до того момента, пока Зайцев с остальными своими бойцами не подоспеют, но точно так же я понимаю, что в предстоящем нам рукопашном задержании шансов вернуться к своим у меня с Володькой ноль. И нам уже не по двадцать, и уровень подготовки у нас с этой леди не сравниваемый, и биться она на самом деле в самом настоящем смысле этого слова будет не на жизнь, а на смерть. Терять-то ей, по большому счету, совершенно нечего.

Понимаю я все это, прекрасно понимаю! Понимаю и иду вперед. Потому что работа у нас такая — Родину защищать. Без пафоса и без самолюбования. Работа такая.

КАПИТАН ЗАЙЦЕВ

Я поднес микрофон к губам:

— Андрей?

— Судя по всему, именно к вам, — услышал я ответ. Из соображений безопасности и во избежание возможного перехвата наших сообщений в американском посольстве, мы не называли никаких конкретных имен, вообще максимально стараясь избегать любой конкретики, которую можно было бы привязать к проводящейся операции. А чтобы не выходить в радиоэфир, который почти наверняка прослушивался американцами, техническая группа заранее протянула телефонные кабели, связывавшие отдельные группы участников с командным пунктом. Я положил трубку на рычаги телефона, и тут же раздался звонок.

— Двадцать два пятьдесят шесть, второй, — доложил пост наблюдения. —

Видим под деревом на набережной. В вашем направлении.

Выйдя из помещения заправки, буквально через минуту я увидел одинокий силуэт, явно направляющийся к мосту. Марта неторопливо и абсолютно спокойно шла вдоль набережной и ее силуэт четко выделялся на фоне мерцающей в свете луны воды. На таком расстоянии было весьма трудно определить, кто же это, так как в своем брючном костюме она сильно походила на мужчину.

— Ну, это она? — спросил я офицера-женщину из «семерки», в чьи обязанности входило внешнее наблюдение за женской частью сотрудников посольства.

— Она, — спокойно ответила мне сотрудница. — Это Петерсон. Я ее походку ни с кем не спутаю. Это точно она. Да ты посмотри в прибор, сам увидишь, — сотрудница имела в виду прибор ночного видения.

— Вижу, — пробормотал я, разглядывая в зеленом цвете линз прибора свою старую знакомую.

— Всем максимальная готовность, — сказал я в микрофон. — Начали хронометраж!

Для того чтобы заложить контейнер, Марте надо было подняться на мост и пройти по нему. Вот уж что-что, а прогулку по Краснолужскому мосту приятной не назовешь, особенно когда по нему идет поезд: узкая пешеходная дорожка прямо-таки ходит ходуном, а темнота добавляет остроты ощущениям. Но Петерсон, некоторое время подождав под деревьями, не торопясь направилась к мосту и стала подниматься по ступенькам.

В какой-то момент она несколько замедлила свой подъем, к чему-то внимательно прислушиваясь, а потом продолжила его и начала идти через арки, проделанные в огромных опорах моста. На это время она исчезала из виду и, как определили наши аналитики, именно в одной из таких арок она и должна была сделать закладку.

— Подъем. Семнадцать секунд, — сообщил хронометрист. — Первая арка. Восемь секунд.

Марта появилась из-за опоры моста.

— Вторая арка. Восемь секунд.

Марта продолжала двигаться по мосту. Пройдя вторую арку, она остановилась, облокотилась на перила моста и стала рассматривать катящуюся под ней воду реки.

— Остановка на первой трети движения. Двадцать три секунды. — Голос в телефоне звучал абсолютно спокойно, даже бесстрастно, но я-то знал, что нервы у этого внешне абсолютно бесстрастно докладывающего нам график движения по мосту Марты офицера напряжены до предела.

— Третья арка. Семнадцать секунд! — в голосе хронометражиста послышалось оживление.

— Четвертая арка. Восемь секунд. Продолжение движения. Пятая арка. Восемь секунд. Остановка на середине моста.

ПОДПОЛКОВНИК ЕРОФЕЕВ

Вот он, этот самый момент истины! Марта стояла на середине моста и внешне полностью спокойно рассматривала воду.

— Ну, что, закладка произведена? — спросил меня Шароватов.

— Абсолютно уверен, что именно в четвертой опоре, — ответил я ему. — Можно брать.