Взять живым!
Шрифт:
— Помнишь, Степаныч, разведчик с нами однажды ехал, по спидометру километраж засекал и точно указывал место на карте?
— Как же, помню, товарищ генерал, его сон сваливал, вот он и хитрил.
— Так вот этот парень угодил в штрафники.
— Что натворил?
— За мальчишескую несдержанность пострадал.
Шофер удивленно поглядел на начальника:
— Это как же понимать?
— Один субъект нехорошо говорил о женщинах, а Ромашкин дал ему за это по физиономии.
— И все?
— Все.
— Надо помочь парню, товарищ генерал.
— Вот едем помогать. Жаль, если убит или ранен, —
Шофер невольно прибавил скорость, будто это могло решить судьбу того хорошего лейтенанта.
Усталый, удрученный большими потерями, командир штрафной роты доложил генералу, что Ромашкин отличился — помог задержать предателей-перебежчиков, а в наступлении вел за собой атакующих на левом фланге. Говорил Телегин как-то неопределенно, в прошедшем времени.
Генералу еще в штабе дивизии сказали — от роты остались единицы, и он боялся спрашивать о Ромашкине. Капитан тоже не говорил о том, что особенно интересовало члена Военного совета. Наконец Бойков спросил:
— Жив?
— Утром был жив. Сейчас не знаю.
— Позвоните.
Телегин стал вызывать по телефону «Шурочку», долго искал ее через коммутаторы, наконец радостно закричал:
— «Шурочка»? Сиваков — ты? Слушай, где у тебя разведчик, ну тот, Ромашкин? Живой? — И, обращаясь к Бойкову, доложил: — Жив, товарищ генерал.
— Прикажите направить его сюда.
Через час Ромашкин стоял перед членом Военного совета.
— Здравствуй, орел! Рад, что ты жив! Ну как, не ранило тебя?
— Цел, товарищ генерал! — улыбаясь, говорил Василий, счастливый и гордый тем, что его помнят, о нем беспокоятся.
— Ты знаешь, для освобождения из штрафной роты нужно быть раненым. Просто для формальности нужна хотя бы небольшая царапина.
Ромашкин виновато переступил с ноги на ногу:
— Нет, не зацепило на этот раз.
— Ты, может, не почувствовал? Бывает, в горячке боя не замечаешь. Иди вон в кусты, разденься: может, где-то под одеждой задело?
Ромашкин ушел в кусты, раздеваться не стал — уверен, нет ранения, — постоял, покурил, вернулся:
— Нет, товарищ генерал, никаких царапин.
Бесхитростная простота разведчика вызвала досаду у члена Военного совета — не мог найти какую-нибудь старую царапину, ну хоть прыщик какой-нибудь расковырял бы! Но ничего не поделаешь. Придется идти более длинным путем соблюдения всех формальностей, неизбежных при освобождении штрафника без ранения. Должен заседать трибунал и, всесторонне рассмотрев дело, вынести решение об освобождении Ромашкина из штрафной роты за проявленное мужество. Того, что совершил Ромашкин, было вполне достаточно для решения трибунала. И все же у Бойкова испортилось настроение. Эта длинная формалистика была нужна теперь не ему, не Ромашкину, а соблюдалась из-за Линтварева. Генерал хорошо знал людей, которые, не задумываясь, бросаются политическими обвинениями, как это сделал Линтварев. Такого человека побаиваются не только окружающие, но и начальники. Вот и он, Бойков, вынужден все оформлять строго документально, чтобы Линтварев при случае не бросил тяжелую фразу и по его адресу: освободил своей властью политически неблагонадежного! «Ну, если соблюдать все тонкости, надо трибуналу заняться не одним только Ромашкиным», — подумал Бойков и спросил командира роты:
— Кто еще отличился в наступлении?
Капитан
— Все шли в атаку смело.
Ромашкин помог ему:
— Рядовой Нагорный продолжал идти вперед с простреленным сердцем, товарищ генерал. Я сам это видел. Нельзя ли его наградить за мужество?
— Даже нужно! — поддержал Бойков. — Представьте материал, товарищ капитан. Ну, а еще кто?
— Есть один шустрый парень, правда, из уголовников, но из него может выйти хороший разведчик, — сказал Ромашкин.
— К себе во взвод намечаешь? — спросил генерал.
— Возьму, если разрешите.
— Представляйте и этого человека на рассмотрение трибунала. Как его фамилия?
— Голубой, — подсказал Василий. Бойков усмехнулся:
— Смотри, чтобы он у тебя красным стал.
— Будет, парень смышленый.
В этот же вечер дивизионный трибунал, рассмотрев дела двух штрафников, отличившихся в боях, вынес решение освободить Ромашкина и Голубого из штрафной роты досрочно, о чем и выдал обоим соответствующие бумаги.
И снова Ромашкин, забыв все обиды, ехал в родной полк на попутных машинах, а Вовка-Штымл, еще более повеселевший от крутого поворота в жизни, расспрашивал Ромашкина:
— А разведчики, они кто, специально подготовленные или как?
— Разведчики, Вова, это особые, самые смелые и находчивые бойцы, самые верные и самые преданные Родине люди.
* * *
Уже был подготовлен проход в колючей проволоке, осталось в него пролезть по одному, потом перепрыгнуть траншею и уползти в тыл гитлеровцев, как вдруг произошла смена. Часовой, который стоял до этого на посту, прохаживался в траншее, удаляясь влево от пулемета и от группы разведчиков. Разминая ноги, греясь, он уходил далеко в сторону, поэтому и решили делать проход именно здесь. Новый часовой стал ходить вправо от пулемета и мимо готового прохода.
Ромашкин с досадой глядел на темную голову и плечи немца, тот, как «грудная» мишень на стрельбище, проплывал над снежным обрезом траншеи. Проще всего было проползти под проволокой, спуститься в окоп, и фашист сам придет в руки. Но на этот раз перед разведчиками стояла иная задача. Василий хорошо помнил разговор с полковником Караваевым.
— Вот отсюда «язык» нужен. — Караваев показал на карте синий флажок, обозначавший немецкий штаб, посмотрел на Ромашкина пристальным испытывающим взглядом. — Сможешь?
— Попробуем.
— Это нужно не только мне, объект указан штабом армии.
— Постараемся.
И вот лежат у проволоки Василий и с ним еще пятеро: Пролеткин, Рогатин, Голубой, Голощапов и радист Жук. Все так хорошо началось: тихо добрались к заграждению, обнаружили наблюдателя, сделали проход… И надо же этому фрицу ходить именно в их сторону! Снять его нельзя: обнаружат следы группы, ведущие в тыл, начнут гонять с собаками, не уйдешь. Другой проход делать? Трата времени, да и риск немалый: надо отползти бесшумно в новое место, найти там часового. И еще неизвестно, как тот будет ходить. Лучше дождаться здесь смены. Может, следующий часовой будет ходить влево. Ромашкин оттянул рукав маскхалата, показал разведчикам циферблат часов, покрутил над ними пальцем и ткнул в сторону отошедшего часового. Все поняли: будем ждать смену.