W: genesis

Гелех К.

– Тогда о нашем заведении пока рассказывать не буду. Что до нас, то меня зовут профессор Паэльс. Лука Паэльс. Это моя ассистентка Лиза.

Не проронившая ни слова девушка (или женщина?) медленно поклонилась.

– Десять лет вы провели в этих стенах. А я и Лиза, вместе с нашими коллегами, занимались восстановлением вашего здоровья. Если уж быть максимально откровенным, то спасением вашей жизни.

– Что со мной случилось? – ты и профессор все так же говорите на этом красивом языке.

– А вот это давайте обсудим

попозже, – сказал доктор Паэльс. – Если излагать, как вы сюда попали, то придется объяснять очень и очень много, а сейчас, как я говорил, вам нужен отдых.

– Пожалуйста. Прошу.

Эти слова ты не сразу нашел в своей голове.

– Скажите, хотя бы коротко, – я кто? Как меня зовут?

Человек в белом халате посмотрел на тебя очень внимательно.

– Давайте я скажу, как вы сюда попали. Остальное – на потом, идет? – слова он говорит на том первом, примитивном языке. Звучит ужасно.

Спорить смысла нет. Да и сил тоже. Киваешь.

– Вы принимали непосредственное участие в последней войне… – начал профессор с тяжелым вздохом. – Какой именно войне – отдельная история. Возникнет необходимость – расскажу. Да вы и сами все узнаете рано или поздно. Так сказать, вы крутились в самой гуще. По информации очевидцев, вступили в… Как там… Э-м… В «героическую схватку с рейханом». Да. Журналисты… Сюда вас доставили уже в состоянии комы, с сотней инородных тел в организме, переломами большинства костей, которые только есть в человеке. Любой другой сто раз умер бы, но вы… Вы, – доктор скрутил губы, чмокнул языком, глаза его устремились куда-то в сторону, он явно подбирал слова. – Вы крепче, скажем так.

Можно было и не спрашивать. Ничего не понятно. Давай соображай и соображай скорее! Что имеешь на данный момент: ты, видимо, солдат. Какой страны? Неясно. Да и неважно. Война. Кого с кем? Неизвестно.

– Кто победил? – задаешь вопрос несознательно, будто что-то моложавое взыграло в душе. Что-то закостенелое, закоренелое в тебе заставило это спросить, что-то нутряное. Животное.

Врач издал резкий и нервный смешок. Отвернулся к окну.

– Все проиграли. Как в любой войне, – произнес Лука Паэльс. – Но если конкретно, то победили те, кто сейчас у власти.

Медсестра подошла к нему и что-то тихо прошептала ему на ухо. Он покивал головой.

– Да, да, Лиза. Вы правы. Да. Все. Пока на этом закончим, идет? – это уже адресовано тебе. – Все хорошо в свое время. И сейчас определенно неподходящий момент для разных историй, как думаете?

Ты думаешь, что он сейчас чего-то боится, вот что ты думаешь. Но утвердительно киваешь на его вопрос

– Чудно. Тогда мы больше не будем вас утомлять. Отдыхайте, ни о чем не переживайте, а лучше всего – поспите. Побеседуем с вами вечером.

С этими словами седоватый доктор и крепкая сестра вышли из палаты.

Ты остался один. Смотришь в потолок. Думаешь.

***

Марат

и Гаспар шли по длинному светлому коридору с необычайно огромными окнами, многие из которых не имели стекол. Несмотря на кажущееся богатое убранство здания, всюду чернели трещины и следы каких-то разрушений. Поджарый Гаспар немного отставал от своего тощего, тщедушного начальника, часто и нервно перебирающего несоразмерными ножками, искалеченными к тому же сильной кривой хромотой.

– А я вам говорил! – сиплый голос пронесся эхом и вылетел в окна. – Я вас предупреждал, когда его уносили!

– Господин консул, вы же сами помните, он был кровавой кашей…

– Ожила ваша каша, олухи! Слышишь?! Ожи!… – всегда хриплый, надтреснутый голос консула, сорвался и он закашлялся.

Гаспар этим сразу воспользовался и торопливо произнес:

– Умри он, тем более при странных обстоятельствах, появилось бы слишком много вопросов, Мало того, он тогда спас целый город от уничтожения. Стал чем-то вроде героя, – короткостриженый мужчина на секунду умолк, обдумывая следующие слова, после чего добавил. – Общественность нам бы не простила.

– Помилуй, Гаспар! – обсыпанное рытвинами от оспин, серо—желтое лицо консула скривилось. – Хотел бы я видеть, как эта пресловутая общественность учинила бы суд над нашими деяниями… Да и зачем ей защищать кого-то? Общественность, Гаспар, это лишь толпа. Толпой была, толпой остается и толпой останется. А толпе решительно все равно повесят кого или расстреляют. И ей, толпе, решительно все равно в каких количествах это произойдет… Ой, уж нам ли этого не помнить! Побурчали б годик-два, ну устроили бы следствие, но на том бы и заглохло. У смерти маршалов армии Республики тоже есть срок давности. И потом: ты же видел его тогда? Будь он нормальным человеком, подох бы давным—давно, с-с-собака. Так нет же, эта тварь еще драться могла!

У Марата заиграли желваки, щеки задергались от ненавистных тиков.

– Мы десять лет за ним следили…

– Ага, так же, как и за Зеро, – мрачно усмехнулся консул.

Загорелый Гаспар, шедший сзади, проглотил нагоняй и продолжил.

– Врачи кое-как собрали его по костям, а потом смогли его ввергнуть в контролируемую кому. И все, больше сподвижек не случалось. Ни одной за десять лет. С каждым годом «В» становилось хуже, по прогнозам ему оставалось месяц или два. Максимум полгода.

– Гаспар, тот, кому остается полгода, обычно в себя не приходит! – выхрипел консул, достал желтенькую бумажку и прочел. – И о нем не доносят, что «пациент находился в неожиданно стабильном состоянии, жизни ничего не угрожает».

– Я к этому и веду, Марат, – на полтона тише и на полоктавы ниже пробасил Гаспар.

Они остановились. Консул обернулся к подчиненному. Кругом не раздавалось ни звука, ожидаемый на такой высоте ветер по каким-то причинам не гулял в проходах, не создавал сквозняков.