Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I
Шрифт:
Лоргар подается вперед. Свет падает на его зубы.
— Я здесь, чтобы вывести тебя из игры, Робаут.
Жиллиман делает шаг назад.
— Либо ты обезумел, либо галактика сошла с ума, — произносит он с примечательной твердостью. — Как бы то ни было, я иду за тобой и прикончу тебя с твоими дикарями-убийцами. Экскоммуникате Трайторис. У тебя не будет возможности поразмыслить о чудовищностиэтого преступления.
— О, Робаут, от тебя всегда можно ожидать, что ты будешь выражаться, как огромная напыщенная задница. Иди и возьми меня. Поглядим, кто сгорит первым.
Лоргар разворачивается,
— И последнее, что тебе нужно знать, Робаут. Тебе в самом деле не понравится то, с чем ты столкнулся.
— Сумасшедший, — бросает Жиллиман, отворачиваясь.
Лоргар преображается.
Голотрансляционный образ меняется, словно плавящийся жир, словно деформирующиеся кости, словно капающий воск. Улыбка рвется надвое, и из человеческой фигуры поднимается нечто. Это не человек.
Жиллиман чувствует это. Он разворачивается. Видит.
Его глаза расширяются.
Он чует это. Чувствует запах черного, словно деготь, кошмара, космический смрад варпа. Тварь растет, продолжает расти. Пустая оболочка Лоргара спадает, как змеиная кожа.
Это ужас из самых темных мест пустоты. Блестящая черная плоть, сплетенные вены, лягушачья слизь, бусины моргающих глаз, зубы и крылья летучей мыши. Это анатомическое зверство. Тератология [213] , сотворение монстров.
Грязный свет скрывает и окутывает его, словно бархатное одеяние. Оно — тень и дым. Его венчают достигающие четырех метров в высоту ребристые и бурые рога тура. Оно фыркает. Грохот урчания в животе, рычания хищника. Запах крови. Вонь кислоты. Привкус яда.
213
Тератология — наука, изучающая уродства, нарушения развития.
Парившие позади Лоргара существа тоже преображаются. Они становятся черными, словно жуки, блестящими, переливающимися синевой. Лишенные костей конечности и псевдоподии извиваются. Они шевелят вибриссами и пощелкивают, словно насекомые. Многочисленные лица складываются и стекаются вместе, превращаясь в жуткую дипрозопию [214] . Накладывающиеся друг на друга рты морщатся и лепечут имя Жиллимана.
Жиллиман встает тверже. Он не изведает страха.
— Я уже насмотрелся на эти шарлатанские фокусы, — произносит он. — Разорвать канал литотрансляции.
214
Дипрозопия — разновидность феномена сиамских близнецов, при которой на общей голове находятся два лица.
— Связь… — начинает магистр вокса. — Сэр, связь уже разорвана.
Жиллиман рывком разворачивается навстречу кошмару, твари, которая больше не является Лоргаром. Рука тянется к эфесу меча.
Существо начинает говорить. В его голосе безумие.
— Робаут, — произносит оно. — Пусть галактика запылает.
Оно бросается вперед, челюсти разинуты, разлетается слюна.
Кровь, много сотен литров человеческой крови внезапно под давлением брызжут на стены мостика флагмана. Кристалфлексовые окна вылетают наружу метелью осколков, исчезая в космосе.
Башня мостика огромного линкора
ПОРАЖЕНИЕ//ЦЕЛИ
В фазе открытых военных действий, особенно оказавшись в роли обороняющегося или контратакующего, необходимо действовать с упреждением событий. Определите, какие блага и ресурсы вам понадобятся, чтобы добиться преимущества и вынудить противника защищаться. Установите, чем из этих благ или ресурсов обладает ваш оппонент. Заберите их у него. Не гонитесь за славой. Не ввязывайтесь в безнадежные противостояния. Не пытайтесь сравниться с ним по силе, если знаете, что он сильнее вас. Не тратьте время зря. Решите, что сделает вас достаточно сильным, а затем получите это. Наиболее желанным благом всегда является продолжение способности вести войну.
1
Светает рано. Еще один прекрасный день в устье реки. Свет — это очень хорошо, Олл прикидывает, что у них может выйти на работу лишний час или около того. Час — это еще две порции темнотравья. День тяжкого труда ради хорошей выручки.
Руки болят от жатвы, но он хорошо выспался и пребывает в отличном настроении. Яркий солнечный свет всегда воодушевляет его.
Он встает и возносит молитву. В побеленном сарайчике позади дома находится гравитационный душ. Он дергает за шнур и встает под струю. Он моется, и слышит, как она поет в кухне.
Когда он, вытершись и одевшись, заходит в кухню, ее там нет. Он чувствует запах теплого хлеба. Дверь кухни открыта, и на плиты пола льется солнечный свет. Наверное, она отошла на секунду. Вышла за яйцами. В теплом воздухе пахнет сеном темнотравья.
Он присаживается на потертый кухонный стол.
— Пора браться за дело, Олл.
Он поднимает глаза. В дверном проеме стоит человек, солнце светит на него сзади, и Олл не видит его лица.
Но Олл Персон знает его. Он прикасается рукой к висящему на шее маленькому знаку инстинктивным охранительным жестом.
— Я сказал…
— Я тебя слышал. Я займусь этим, когда буду готов. Моя жена готовит завтрак.
— Упустишь свет, Олл.
— Моя жена готовит завтрак.
— Это не так, Олл.
Человек входит в кухню. Он не изменился. Да и не мог, так ведь? Он никогда не изменится. Эта уверенность. Это миловидное… обаяние.
— Не припомню, чтобы приглашал тебя, — произносит Олл.
— Меня никто никогда не приглашает, — отзывается человек. Он наливает себе в кружку молока.
— Меня это не интересует, — твердо говорит Олл. — Зачем бы ты ни пришел, меня это не интересует. Ты зря потратил время на путешествие. Теперь это — моя жизнь.
Человек садится напротив него.
— Это не так, Олл.
Олл вздыхает.
— Замечательно снова тебя повидать, Джон. А теперь проваливай из моего дома.
— Не веди себя так, Олл. Как дела? Все такой же богобоязненный и преданный?
— Теперь это моя жизнь, Джон.
— Нет, — произносит человек.
— Убирайся. Мне ни до чего нет дела.