Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I
Шрифт:
— Во имя Авернии, что вы творите? — наконец обрел дар речи Сантар. Врата Железной Крепи с грохотом захлопнулись за спиной Фулгрима, и Пернвый Капитан Железных Рук обернулся к нему, потянувшись за своим мечом. Впрочем, он тут же остановился, видя недвусмысленные движения Гвардейцев Феникса.
— Где Феррус Манус? — в отчаянии крикнул Габриэль.
Фулгрим ответил ему покачиванием головы и улыбкой, в которой читалась жалость.
— Он жив, Габриэль. Хотя и не пожелал прислушаться к голосу разума и тем самым обрек всех вас на смерть. Юлий…
Каэсорон, немного озадаченный первыми словами повелителя, с улыбкой кивнул и повернулся к Сантару. Сверкающие энергокогти с тихим лязгом вышли из пазов рукавиц его
Первый Капитан Железных Рук обрушился на пол, остатки жизненных сил вытекали из его рассеченного тела, а Юлий с наслаждением вдохнул аромат плоти, сожженной энергией когтей.
Благосклонно кивнув, Фулгрим щелкнул по воксу и открыл канал к «Гордости Императора».
— Марий? Прекрасно. Мы возращаемся на «Огненной Птице», поэтому проследи, пожалуйста, чтобы нас не побеспокоили. Можешь открыть огонь.
Глава Двадцатая
Долгая дорога/Истваан V/Идеальная ошибка
МРАЧНЫЕ ВИХРИ постоянно меняющихся цветов и оттенков, невиданных за Вратами Эмпиреев, обвивали силуэт «Гордости Императора» и закручивались вокруг небольших судов сопровождения, прорывавшихся через опасности варпа. На корпусе флагмана Феникса виднелись свежие шрамы, полученные в недавней перестрелке, но они, хоть и повредили красоте корабля, ни на йоту не уменьшили его великолепия. Пушки флота Железных Рук совсем незначительно повердили могучее судно, ибо огонь их велся вразнобой и со слишком большой дистанции — артиллеристы и комендоры 52-ой Экспедиции просто не успели понять, что их братья по оружию в одно мгновение обратились злейшими врагами.
Битва у Каллинида оказалась короткой и жестокой, причем потери в ней несла лишь одна сторона. Хотя флот Детей Императора в несколько раз уступал по численности кораблям Железных Рук, внезапность нападения и удачное расположение «изнутри» их построения принесли предателям легкую победу, не дав лоялистам возможности нанести ответный удар.
Впрочем, к страшному разочарованию Мария Вайросеана, Фулгрим не позволил довести уничтожение 52-ой Экспедиции до конца и приказал начать варп-переход после разрушения двигателей и реакторов «Железного Кулака». Оставив за собой исковерканные обломки и беспомощно дрейфующие суда Х Легиона, корабли Детей Императора один за другим вошли в Имматериум и взяли курс на Истваан, готовясь воссоединиться с верными Воителю силами.
Казалось, что все идет превосходно, однако, примерно через неделю после предательской атаки на Железных Рук, флот предателей угодил в самый центр ужасающих по силе варп-штормов, настоящих ураганов нереального мира. Один из кораблей не выстоял под напором стихии и разломился надвое, прежде чем немногие оставшиеся в живых навигаторы смогли найти относительно безопасный путь посреди бушующей стихии.
Момент, когда первый удар шторма обрушился на «Гордость Императора», был поистине кошмарен. Жуткие крики агонии и ужаса разнеслись по кораблю из залов и кают Хора Астропатов, и вслед за тем завыли тревожные сигналы. Один из навигационных алтарей взорвался, переполнившись покидающими тела умирающих астропатов психосилами, по корпусу флагмана заплясали фиолетовые молнии — но пустотные щиты и силовые поля сдержали прорыв нереальности. Сотни навигаторов скончались в первые же секунды, почти все выжившие превратились в жалкие, дрожащие тела, беспрестанно издающие бессвязный, идиотский лепет. Перед тем, как их перебили в целях безопасности, из обрывков повторяемых слов удалось понять, что причиной бури послужил чудовищный выброс жизненной силы, отразившийся чуть
Лишь Фулгрим и его доверенные приближенные сумели понять, что знаменуют эти видения, и они встретили убийство Истваана III разнузданными пирами, наслаждаясь безграничной жестокостью и гордыней Воителя, а вслед за ними в бездну кутежей погрузился и весь Легион.
Пока Астартес продолжали сползать в бездну разложения, приготовления к «Маравилье» Беквы Кински шли своим чередом, с каждой репетицией достигая новых «высот» упадочности и неприличия, которые, правда, вызывали неизменный восторг у большинства Летописцев. Коралина Асенека почти не сходила со сцены, пытаясь воспроизвести своим уникальным голосом гимны, звучавшие в Храме Лаэра, а сама Беква с неверояной страстью желала достичь совершенства своей новой симфонии, в которой должна была воплотиться мощь, почерпнутая ею в Зале Меча. Ради этого она даже создала новые, невиданные музыкальные инструменты, звучавшие не похоже ни на один из существовавших прежде. При беглом взгляде они могли показаться чем-то вроде оружия — монструозных размеров валторны, схожие с ракетными установками, струнные механизмы с притороченными длинными трубками, напоминающими стволы винтовок.
«Ла Венице», по почти всеобщему мнению, превратилась в действительно волшебное место, средоточение высокой музыки и живописи, и множество Летописцев трудились там над украшениями зала и декорациями, что должны были стать достойным обрамлением «Маравилье».
Фулгрим почти все свое время проводил в «Ла Венице», высказывая идеи по поводу картин или скульптур, и каждое слово, воспринимаемое с благоговением и трепетом, немедленно вызывало прилив сил и неистовые приступы творчества у собравшихся.
Тем временем разрозненные клочки информации стекались к нему из системы Истваан, и оказалось, что план Воителя уничтожить лояльные Императору части своих Легионов провалился. Впрочем, Хорус, с присущей ему гениальностью, сумел обратить случившееся себе на благо и превратить руины Истваана III в место, где преданные ему армии должны были завершить начатое в войне с Ауретианской Технократией — кровью подтвердить верность Воителю.
Именно поэтому, объявил Фулгрим в своем узком кругу, капеллан Чармосиан и лорд-коммандер Эйдолон даже сейчас служат на благо III Легиона, возвышая его в глазах Воителя превосходными действиями против бывших собратьев. Разумеется, теперь эти ничтожные слепцы — просто ржавчина на оружии Хоруса, которую нужно стереть прежде, чем нанести удар в сердце прогнившего насквозь Империума.
Единственное, о чем жалел Феникс — так это о том, что его встреча с братом так сильно задерживается.
Больше того, после гибели почти всех астропатов, прямая связь с 63-ей Экспедицией оказалась практически невозможной — во всяком случае, любой, кто попытался бы переслать телепатическое сообщение бушующий в варпе сквозь ураган безумия, рисковал жизнью или, по меньшей мере, разумом. К тому же, у них было куда жизненно важное занятие — прокладка курса среди ежечасно меняющихся течений Имматериума. По самым обнадеживающим выкладкам, путь к Истваану III должен был занять два месяца.
Фулгрима выводили из себя подобные задержки, но даже столь могущественное существо, как примарх, не было в силах успокоить разбушевавшийся варп. Вынужденное ожидание Феникс коротал за книгами Корнелия Блайка, внимательно перечитывая их от корки до корки, и в конце концов наткнулся на небольшой скверно написанный стишок, который ударил его прямо в сердце и застыл там осколком льда.
Он вырвал листок со стихом из тома и сжег его, но каждую ночь на протяжении бесконечного пути сквозь Имматериум слова Блайка возвращались к нему: