Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I
Шрифт:
— Такие дела, Остиан, — как ни в чем не бывало, произнес Феникс. — Последние несколько дней «Гордость Императора» находится на орбите Истваана V, пустынного, безжизненного и совершенно непримечательного мира. Однако уже скоро он навсегда войдет в историю человечества как поле славнейшей битвы, в которой решилась судьба Империума.
Скульптор из последних сил пытался восстановить дыхание, пользуясь тем, что Фулгрим, обойдя статую со спины, словно залюбовался складками на мраморном плаще.
— В удушливых пустынях Истваана V Воитель окончательно и бесповоротно уничтожит мощь наиболее верных Императору Легионов, завершая
Мысли Делафура смешались в кашу, когда он попытался осознать весь ужас и всю неправильность слов примарха. Каждый звук речи Феникса сочился ядом предательства, но Остиан внезапно с ужасом понял, что все происходящее здесь и сейчас случилось исключительно по его вине. Он расплачивается за самоизоляцию, за то, что не интересовался творящимися вокруг него событиями. Ох, если бы он за эти месяцы нашел хоть несколько минут и зашел к…
— Твоя работа пока ещё не совсем совершенна, Остиан, — мягко заметил Фулгрим, по-прежнему стоящий за спиной статуи.
Делафур попытался что-то ответить, но не успел: раздался ужасающе мерзкий звук металла, прогрызающего камень, и острие чужеродного меча, вырвавшись из мрамора, прозило его между лопаток.
Мерцающий серый клинок вышел из груди Остиана с грубым звуком треснувшей кости. Скульптор попытался закричать от боли, но его горло заполнилось булькающей густой кровью — меч пронзил сердце. Фулгрим сделал ещё одно движение рукой, и золотой эфес меча уперся в камень статуи, а жуткое лезвие показалось из тела Делафура на пол-локтя.
Кровь лилась изо рта Остиана алым потоком, и глаза его быстро мутнели. Жизнь покидала тело несчастного скульптора, словно вырываемая неким безжалостным хищником.
Последним усилием, подняв голову, Делафур увидел сквозь пелену мрака стоящего перед ним Фулгрима. Тот смотрел на него со смесью презрения и жалости. Показав на окрасившие статую потоки крови, примарх произнес:
— Теперь все идеально.
ГАЛЕРЕЯ МЕЧЕЙ НА ГЛАВНОЙ ПАЛУБЕ «Андрониуса» совершенно изменилась с того дня, когда Люций последний раз бывал в ней. Некогда грандиозная колоннада, оберегаемая громадными статуями великих воинов прошлого, грозно и требовательно взиравших на проходящих мимо Десантников, обернулась каким-то застывшим карнавалом уродов. Образы героев Легиона грубо исказили молотки и долота Летописцев, превратив Детей Императора в странных, быкоголовых чудищ, украшенных мощными кривыми рогами и усыпанной побрякушками броней.
Впереди, почти не оборачиваясь, вышагивал Эйдолон, и Люций почти чувствовал исходящие от лорд-коммандера волны неприязни. Эйдолона до сих пор злило то, с какой легкостью мечник зарубил капеллана Чармосиана, его вернейшего советника в деле обращения Легиона на сторону Хоруса. Встретив Люция перед посадкой на «Тандерхоук», лорд-коммандер с ходу обозвал его «дважды предателем», но это было словно целую эпоху назад — до атомной бомбардировки Поющего Града, положившей конец борьбе лоялистских недоумков.
Люций на блюдечке преподнес лорд-коммандеру превосходный шанс одержать полную победу над защитниками Дворца Регента, а тот просто-напросто
Правда, и самого Люция грызли неприятные воспоминания о поединке с Тарвицем под разрушенным куполом, у тела Соломона Деметера. Как и Гарвель Локен когда-то, Саул дрался без всяких понятий о чести, так что мечник посчитал за лучшее бежать, спасая свою жизнь.
Но все это уже потеряло важность. После их с Эйдолоном не слишком славного возвращения на орбиту Истваана III, корабли Воителя начали бомбардировку Поющего Града, стершую в пыль все мало-мальски заметные постройки. Рассыпался каменным дождем Дворец Регента, рухнули даже своды Подземелья Сирен. Ничего живого теперь уже точно не осталось на выжженной поверхности планеты, и Люций ощутил сладкую дрожь при мысли о том, какие превосходные перспективы открывает перед ним будущее.
Мечник даже замедлил шаг, чтобы полнее насладиться высотами славы, на которые вознесет его щедрая судьба, и теми ощущениями, которые он испытает, вновь сражаясь рядом с великолепным примархом. Он как раз проходил мимо статуи лорд-коммандера Телиозы, героя Мэдриванской кампании, и случайно вспомнил, что Тарвиц особо почитал этого воина.
Фыркнув, Люций попробовал представить себе, как вытянулась бы физиономия Саула при виде того, как поработал над Телиозой какой-то ярый, но явно бесталанный скульптор, украсивший лорд-коммандера крутыми рогами и пышными обнаженными грудями.
— Не заставляй апотекария Фабиуса ждать, — процедил сквозь зубы обернувшийся на миг Эйдолон.
Люций оскалился и бросил через плечо:
— Знаю, знаю, но пусть подождет, ничего с ним не случится. Я пока что оцениваю изменения, внесенные в здешнюю обстановку, все-таки несколько месяцев тут не бывал.
— Если бы это зависело от меня, то я бы бросил тебя подыхать на Истваане III, — скрежетнув зубами, пробормотал Эйдолон.
— Ну, вот и хорошо, что не от тебя это зависело, — ухмыльнулся мечник. — Кстати, не поделишься секретом? Как тебе удается сохранять свой пост даже после таких позорных поражений, как сегодняшняя оплеуха от Саула?
— Тарвиц… — прорычал лорд-коммандер. — Заноза в моей заднице с того самого дня, как его по ошибке сделали Капитаном!
— Что ж, сегодня её наконец-то выдернули, — пожал плечами Люций, вспоминая последний взгляд из иллюминатора «Тандерхоука» на бушующие в атмосфере Истваана III черные ураганы, пронзаемые молниями, и грибообразные облака пыли, вырастающие на месте вспышек термоядерных взрывов.
— Ты видел его тело? — спросил Эйдолон.
— Нет, конечно, — покачал головой мечник, — но мы же все видели, что от Дворца ничего не осталось. Никто бы не смог выжить после такого, так что все они мертвы — и Тарвиц, и Локен, и этот возомнивший о себе ублюдок Торгаддон.