Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
Шрифт:
— Это создание огня, а ты не додумался использовать против него искусство Павонидов. Ты забываешь, как пользоваться своими силами, брат.
Ариман обернулся и увидел Катомата, стоявшего с вытянутыми перед собой руками. С кончиков его пальцев исходило морозно-белое свечение. Рядом с ними стояли Собек и Амон, их ауры переливались направляемой по каналу силой. Пока Ариман был в защитном круге, он не мог ощутить их приближения. Почитаемый Амон приблизился к шипящему непокорному Астинону, в ужасе разглядывая деградировавшую физиологию существа.
— Астинон…
— То же, что случится со всеми нами, если мы потерпим неудачу, — ответил Ариман.
Амон кивнул, соглашаясь со словами Аримана, но не желая произносить этого вслух.
— Не хочу казаться назойливым, но долго поддерживать криосферу я не смогу, — произнес Катомат. — Поэтому поторопитесь и убейте его.
Ариман втянул силу обратно и поднялся по исчислениям, чтобы сфокусировать мысли. Он кивнул Катомату, и тот опустил руки. Астинон бросился на них, но Собек задержал его на середине прыжка, заключив в колдовскую сеть. Воля Аримана стала физической хваткой, продолжением его мощи и способностей, умноженной многократно. Она схватила Астинона и сломала пополам.
Комната наполнилась отвратительным хрустом лопающихся костей, и пламенное тело Астинона остыло, словно огарок свечи. Эфирная аура рассеялась, словно развеянный ветром дым, и еще одна частица сердца Аримана обратилась в камень от потери еще одного из Тысячи Сынов. От Катомата не укрылась его досада.
— Не стоит скорбеть о таких монстрах, как он.
Ариман зло повернулся к Павониду.
— Человек знания должен не только уметь любить врагов, но также ненавидеть друзей.
Амон перевернул голову мертвеца, как будто мог увидеть нечто, что сразу объяснило бы причину деградации. Собек присел и провел пальцем по порошковым линиям лунного каустика.
— Ты сильно рискуешь, изучая изменившихся плотью, — заметил Собек.
— Я рискую больше, не изучая ее, — ответил Ариман.
— И ты узнал от него что-то полезное? — спросил Амон.
Ариман на секунду заколебался, прежде чем ответить.
— Теперь я понимаю, как распространяется порча.
— Но ты не знаешь, как обратить ее вспять, — произнес Амон.
— Нет, пока нет, — грустно сказал Ариман.
— Нужно доложить об этом Багровому Королю.
— Ты знаешь, что мы не можем, — зло бросил Ариман.
— Почему? Ответь! — стоял на своем Амон. — Однажды он остановил это, сможет и вновь.
— Он попросту отстрочил наше вырождение. В своем высокомерии он счел, будто овладел теми силами, что были порождены Великим океаном.
— И ты думаешь, что остановить это сможем мы, — с улыбкой сказал Амон. — И кто теперь высокомерен?
— Ты слишком оторвался от легиона, Амон. Странствия завели тебя в самые дальние уголки мира, но что ты узнал? Ничего!
Амон приблизился к нему вплотную.
— Тогда я узнал не больше твоего, Азек.
Собек быстро поднялся и встал между Амоном и Ариманом.
— Примарх может нам помочь, — сказал он.
Ариман покачал головой и пролистал
— Мы уже прежде шли этим путем, братья, — произнес Амон. — Когда Рубрика будет готова, мы поднесем ее нашему отцу. Если он узнает о работе, пока она не завершена и не опробована, то остановит ее.
Катомат коснулся пожелтевших страниц Книги Магнуса, как будто она была священной реликвией.
— Думаете, его это достаточно волнует, чтобы останавливать? Когда в последний раз кто-то из вас видел Магнуса или чувствовал его присутствие в этом мире?
Молчание заставило черты лица Катомата застыть в неподвижности, что никогда не было особо сложной задачей.
— Магнус размышляет в Обсидиановой башне. Кто знает, какие мысли тревожат его разум? Определенно не судьба оставшихся сынов.
— Ты слишком много думаешь, Катомат, — заметил Амон.
Некогда глас примарха, Амон всегда становился на его защиту, когда споры становились слишком накаленными.
— Ты так считаешь? — бросил Катомат. — И что ты предлагаешь делать? Покорно ждать, что нам преподнесут волны варпа? Будь они прокляты вместе с тобой!
Катомат прошел к свернувшемуся трупу Астинона, чьи прежние благородство и величие были теперь разрушены и осквернены.
— Я не стану подобным ему, и если мне придется пойти против воли примарха, значит так тому и быть, — зло сказал Катомат.
Щеки Амона вспыхнули, и его аура сместилась на высшие исчисления боя. Собек усилил способности Корвида, чтобы спроецировать в ауру воинов их будущее: сломанные кости, сожженная плоть и их конечная гибель.
— Довольно! — крикнул он.
Амон и Катомат уставились на образы своей смерти, и оба успокоили силы, так что те разлетелись из психовосприимчивого шпиля вспышкой эфирного огня. Ариман шагнул в середину комнаты.
— Мы идем по предначертанному пути с единой целью, и забыть ту цель — величайшая глупость, — сказал он.
— А раз за разом повторять одно и то же, ожидая других результатов — определение самого безумия, — ответил Амон.
— Тогда что ты предлагаешь?
— Ты знаешь, — произнес Амон.
Ариман вздохнул.
— Отлично, я поговорю с Багровым Королем.
Обсидиановая башня не зря получила свое название — изогнутый шип из черного камня возвышался над остальным пейзажем. Такую невероятную конструкцию она обрела в считанные мгновения по мимолетной прихоти, которую Багровый Король воплотил в реальность. Башня состояла из неровного стеклянного вещества, похожего на шероховатую вулканическую скалу, и пронизанную прожилками света. В ее поверхности не было ни единого окна или двери, кроме тех, что силой мысли создавал примарх. На вершине блестело сияние, излучая свет и одновременно поглощая его. Никто не мог смотреть на него, не ощущая при этом на себе взгляд Багрового Короля — всевидящее и всезнающее присутствие, не оставлявшее теней, в которых можно было бы утаить секреты.