Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
Шрифт:
Задумчивое молчание Лютера говорило лучше любых слов.
Сцена 4
Врата Альдурука
День
Через замковые ворота под дулами болтеров следует вереница пленных космодесантников. Стражники в шлемах подгоняют их: «Не останавливаться!», «Вперед!», «Не выходить из строя, псы!»
Восставших легионеров заперли в бараках и на гауптвахтах под присмотром солдат Лютера. Но наиболее провинившихся бунтарей отвели в камеры под Альдуруком. Астелан вместе с Галеданом ждал у главных ворот, наблюдая, как мимо бредет колонна подавленных воинов.
— Значит, Лютер утвердил твое
— Да. Первая милость из рук нашего нового сюзерена?
— Нет, подтверждение, что он разделяет мою веру в тебя.
Астелан увидел Мелиана, но капитан с отвращением отвернулся, не желая даже смотреть на бывшего командира. Астелан взглянул на Галедана.
— Я рад, что он жив.
— Мелиан? Да, он хороший капитан. Жаль, что он оказался втянутым в эту переделку. В будущем Мелиан будет полезен.
— В будущем? Ты о чем?
— Ты не сможешь обмануть меня, брат. Я знаю, что Лютер наш временный союзник, но не жди, будто я хоть на секунду поверю, что ты и в самом деле считаешь его своим начальником.
— Я шокирован таким предположением! — театрально воскликнул Астелан. — У Первого может быть только один повелитель. Я больше не стану терпеть Льва. Поэтому у нас остается только Лютер.
Галедана не убедили эти слова, и Астелан не смог сдержать улыбку.
Аарон Дембски-Боуден
Долгая ночь
I
Голос девочки нарушил тишину.
— Яго, ты всё ещё жив?
Севатар сел спиной к потрескивающему силовому полю. Вокруг него была лишь тьма. Не обычная тьма мрачной ночи. Столь абсолютная, что даже его глаза, не могли проникнуть сквозь её пелену. Они держали его в этой тёмной камере, выключая барьер и включая освещение на пятнадцать минут каждый день. Именно тогда ему разрешали есть. Они приносили ему питательную кашу, которая по вкусу была похожа на смесь химикатов и пахла сырой содой. Он улыбался своим надсмотрщикам, каждый раз говоря, что это самая вкусное блюдо, которое он ел в своей жизни и что каждый новый обед лучше предыдущего. Ему было комфортно в лишённой света камере. Словно шёлк тьма окутывала его больные глаза. К сожалению, она ничего не могла сделать с пульсирующей болью в его голове. С момента его заключения только её голос снимал боль. Всего лишь один голос среди многих. Голоса убитых вырывались из его подсознания. Мёртвые снились Севатару сотни раз. В первые мгновения пробуждения он видел их взгляд из темноты его камеры. И слышал эхо их криков в своей голове. Конечно всё это было не по-настоящему. Он знал это. В течение долгих бессонных ночей лишь скука составляла ему компанию. Мертвецы лежали в своих могилах, безмолвные и гниющие, заслужившие своё наказание. Когда он слышал их в своих беспокойных снах, он принимал их за обычные сны, полные боли.
— Яго, ты всё ещё жив?
Но не её. Только её голос оставался с ним после пробуждения. Он был сильнее остальных. Это было очень, очень давно, когда он в последний раз говорил с призраком. Он думал, что она умерла в этой камере, и её дух теперь был связан с этими стенами. Может быть её убили где-то рядом, и теперь она навещала его, потому что её дух почуял его проклятье. Голос странного и любопытного ребёнка говорил с убийцей во тьме. Он сомневался, что она понимает, что умерла.
— Яго?
— Я здесь.
Он почувствовал как из носа пошла кровь. Горячая, густая и медленная. Он стёр её тыльной стороной ладони.
— Я
— Тебе снова больно?
Требовались усилия, чтобы говорить через боль, которая вгрызалась в его мозг. Но он соврал.
— Бывало и хуже.
— Ты как будто умираешь.
Он посмеялся над этим, но не стал отрицать.
— Но я всё ещё здесь. Чего ты хочешь?
— Просто поговорить. Мне одиноко.
— О, мне жаль это слышать, малышка.
Он остановился. Ему уже было не по себе, но он хотел, чтобы она осталась с ним ещё на некоторое время. Это четвёртый раз, когда она приходит к нему? Пятый?
— Твой голос единственный, которому я рад. Ты знала это?
— Я не понимаю. Ты слышишь другие голоса, даже когда не спишь? Я думала, что они приходят только в твоих снах.
— И да, и нет. — он пожал плечами. Бессмысленное движение, ведь кроме него здесь никого не было. Когда он был ребёнком, он всегда слышал голоса. Звуки желания и гнева в головах других людей. Шум эмоций по ту сторону их глаз. И карканье ворон, которые кружили над городом в поисках добычи. Худшим из этих звуков был шёпот мёртвых. Он видел пылающие обрывки чьих-то воспоминаний, когда смотрел в глаза трупа, валяющегося в канаве. Неприятные голоса просили его отомстить за них. Странное чувство посещало его, когда он смотрел на распятую и выпотрошенную жертву Ночного призрака. Иногда они говорили с ним в этом безымянном месте между сном и явью. Телепатия. Некромантия. Психометрия. У тысячи культур было тысяча названия для такого психического дара. Но слова не имели значения. Он слышал чужие мысли до тех пор, пока Легион не запечатал их, оставив его в блаженной тишине. Он больше не слышал чужих мыслей и причитаний мёртвых. Но теперь мертвецы заговорили с ним вновь. Печати его разума сломались.
— Яго, ты слышишь другие голоса, когда просыпаешься?
— У меня есть дар, которого я не желал. Который я так пытался потерять очень давно.
— Я спрашивал не об этом, Яго. Я знаю о даре. Иначе как ещё мы могли бы разговаривать?
По его коже пробежали мурашки, когда он услышал эти слова.
— Как ты узнала о таких вещах?
— Я наблюдала, слушала. Столько боли. Ты и правда пытался избавиться от своего дара?
— Пытался. И на какое-то время у меня даже получилось.
— От него нельзя избавиться. Попытка может повредить разум, сердце и душу.
— Я был готов рискнуть всем этим, Альтани.
— Но почему?
— В моём легионе те, у кого есть шестое чувство, являются пустыми, озлобленными существами. Всегда ноют. Они не ведут Легион Повелителей ночи. Они не могут его вести. Их ничтожность всегда делает их печальными и ненадёжными. Поэтому я хотел похоронить этот дар, чтобы не дать ему развиваться. Мой отец и его подручные помогли мне запечатать его. Они надеялись, что он увянет, если им не пользоваться.
— Понятно. Но вместо этого он убивает тебя.
— Существуют смерти и похуже.
Тебе ли не знать, подумал он, отказываясь озвучить свою мысль. Мёртвые не любят, когда им напоминают, что они мертвы.
— Твой голос изменился, Яго. Боль сильнее, чем обычно?
— Да, но твой голос облегчает её. О чём ты хотела поговорить?
— У меня есть вопросы. Кто такой Принц Воронья?
Севатар вздохнул, позволяя её голосу окутать его разум, как тьма окутывала его тело. Её слова сдерживали огонь, который бушевал в его голове. Ни один голос мертвецов из его снов не могли сделать такого. Ни один из их не приносил облегчения.