Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
Шрифт:
Тиро с этим спорить не мог.
Феррус Манус, Горгон, их генетический отец, был мертв. Он был убит на Исстване своим братом в акте немыслимого предательства.
И смерть его посеяла зерна безумия.
Гибель примарха оказалась столь ужасной, столь шокирующей, что оставила в психике Железного Десятого бездонную рану, которая, возможно, никогда не излечится.
Горе почти лишило их воли к сопротивлению в первые недели после кровавых черных песков Ургалльской низины, но оно же позже перебродило в ненависть.
А ненависть была безумным братом
— Мы уверены, что это все, кто там был? — спросил Тиро.
— Уверены, — ответил Сайбус. — Я лично осмотрел все укромные уголки и потайные ходы корабля. В общей сложности двадцать легионеров.
— Здесь только пятнадцать.
— Тарса забрал пятерых на «Сизифей» для вскрытия.
— Зачем?
— Откуда мне знать? Я не апотекарий.
— Ладно. Но двадцать воинов для ударного крейсера — это маловато.
Сайбус пожал плечами, и его голые металлические руки брякнули об броню. Никто на «Сизифее» не мог сравниться с Сайбусом в рвении, когда дело касалось химерических аугментаций. Он с фанатичным пылом принял кредо умерщвления плоти, когда оно только зарождалось, еще до исстванской бойни.
— Возможно, за годы, прошедшие с Исствана, на них уже нападали, — предположил Сайбус. — Не мы одни сражаемся с ними в этой тьме.
— Может быть, но у меня не сложилось впечатления, что корабль был недоукомплектован, — проговорил Тиро и замер, когда мысль о военных методах Альфа-легиона вызвала в нем тревожное ощущение сходства.
— Это ударная команда, — сказал он. — Один корабль с маленьким экипажем, действующий на периферии. Такой же, как мы.
Сайбус кивнул, принимая догадку Тиро.
— Думаешь, они действительно направлялись к Альфарию?
Тиро вздохнул.
— Мы узнаем точно, когда Криптос закончит с реестрами, которые выгрузил Велунд.
— Но можно ли будет доверять полученным результатам?
— Не знаю, Вермана, — сказал Тиро. — Но если это правда… Это такой шанс причинить предателям настоящий вред, нанести им такой же удар, какой был нанесен нам. Нам это нужно.
— Так точно, капитан, нужно, но окончательное решение за капитаном Брантаном.
Тиро скованно кивнул. Сайбус был прав. Ульрах Брантан покоился в заледенелом стазис-контейнере, но все равно оставался капитаном воинов на «Сизифее».
— А ты…
— Нет, — ответил Тиро, уже жалея, что рассказал Сайбусу об увиденном — или привидевшемся — в крио-камере Брантана. — Капитан выглядит так же, как всегда.
— А Тарса? Что он говорит?
— Ничего, — огрызнулся Тиро. — Что он, по-твоему, может говорить? Капитан заперт в ледяном стазисе. В стазисе раны не излечиваются. Смертельные раны чудесным образом не исчезают. Никто не может вернуться из мертвых, как бы сильно нам этого ни хотелось.
Убедившись, что состояние раненых в апотекарионе стабилизировалось, Атеш Тарса понес благородно погибших в ледяные усыпальницы «Сизифея». Редуктор отягчал руку генетическим наследием шести братьев из Железных Рук, шести героев, что больше не выступят против архипредателя.
На
Глупости, разумеется, но ведь даже аугментированный и тренированный мозг легионера был подвержен парейдолии.
В стерильном воздухе блестели белые снежинки, и блестящие сосульки, похожие на стеклянные кинжалы, свисали с балок. Тарса миновал склеп, где покоился разбитый дредноутский корпус брата Бомбаста. Остановился и прижал руку в латной перчатке к холодному металлу.
Он продолжил путь к холодному сердцу корабля. Насыщенно-зеленые доспехи Тарсы испускали горячий пар, и холод становился все привычнее, но когда люк, отделявший последнюю криокамеру, отъехал в сторону, он задрожал.
Воздух минусовой температуры дыханием вылетел наружу.
Тарса укорил себя за использование подобных метафор, но он все-таки был уроженцем Ноктюрна, выросшим на легендах, которые передавались у очага от отца к сыну. На сказаниях о войне, на сказаниях об адских драконах и о бессмертных огненных душах в подземном мире.
От закоренелых привычек избавиться сложно.
Камера Ульраха Брантана была настоящим склепом и представляла собой ледяную пещеру, наполненную безвоздушным холодом и шипящей, жужжащей техникой. Наиболее чувствительные механизмы были накрыты термобрезентом, и изолированные кабели, похожие на спящих змей, пульсировали на напольных плитах.
В центре комнаты стоял контейнер со стеклянной крышкой, в котором лежал смертельно раненный капитан «Сизифея». Поверхность контейнера почти полностью скрывал голубовато-белый иней, бросавший в сумраке мерцающие отблески. Следуя уже сложившейся привычке, Тарса протянул к стеклу руку и вытер иней над лежавшим внутри Брантаном. Тарса уже не раз видел его раны, но менее ужасными они от этого не выглядели.
Недостающие конечности, кратеры от масс-реактивных снарядов в кулак глубиной, жуткие впадины от ударов цепным мечом и страшные фосфексные ожоги.
Они трижды убили бы обычного воина, но Брантан держался.
В большинстве других легионов человеку, получившему такие раны, позволили бы умереть или же заключили его в дредноут. Однако за время, проведенное на борту «Сизифея», Тарса понял, что Железные Руки не были такими, как большинство других легионов.
На его груди до сих пор сидело, словно паразит, Железное Сердце — несколько паукообразное устройство из меди и серебра, одновременно исцелявшее и пожиравшее Брантана. Из его сегментированного туловища исходили тонкие, как нити, усики, которые исчезали в плоти капитана. Никто не знал, куда они были направлены и что делали в его организме. Ни один прибор в арсенале Тарсы не мог выявить их пути.