Warlock
Шрифт:
И всё же Левия не спала. Колдовским изумрудным огнём пылал с пирамиды вонзившийся, казалось, прямо в небеса острый клинок, бросая на десятки лиг нежно-зелёный отблеск. И смотрели зачарованно на это зрелище и припозднившиеся прохожие, и стражницы на перекрёстках, и ночные зеваки.
В тот миг, когда звездочётка с башни академии должна была пробить в колокол, оповещая столицу о наступлении полуночи, вспыхнул шпиль совсем нестерпимым сиянием и тут же угас - до утра.
Говорили потом, что именно в этот миг очнулись от холодного сна зачарованные воительницы прежней царицы. Пришли в
И с безумным криком Локси!, замёрзшим на помертвевших губах, понеслась в ту сторону, где в маленькой, увитой плющом гостинице проснулся усталый волшебник, чьего сна не мог расстроить даже немилосердно храпящий в соседней комнате гном. Ибо в потустороннем сиянии открылся перед человеком проход.
Пришла пора платить по счетам. Коль скоро уж вырвал чью-то душу из серых пределов царства мёртвых - будь добр, отправляйся на замену сам.
И в тот миг, когда в последнем прыжке эльфийка преодолела последнее, отдаляющее её расстояние и единым махом тренированного тела и рвущейся вперёд души взлетела на балкон, Локси стряхнул с себя остатки сна. Вынул из небытия разгорающуюся радостным пением шпагу, ощерился недобро.
– Ну-ну, посмотрим ещё - кто пожалеет о таком сомнительном приобретении, как я…
И едва задыхающаяся от бега Невенор бросила взгляд на своего лорда и возлюбленного, как тот, окутываясь на ходу жаром мощнейших заклинаний, отправился в свой последний и вечный бой.
Мир потускнел, рухнул - и обломки его разлетелись перед темнеющим взором эльфийской женщины. Словно подкошенная, она упала на пороге комнаты, где ещё витал слабый запах его. Впилась руками в ворс ковра, яростно ударила кулаками, ломая дубовые плахи пола и раня нежную кожу. И впервые в жизни гордая эльфийка разрыдалась - горько, неудержимо и отчаянно…
Прошли полгода, как в далёкой, жаркой и многим кажущейся выдуманной Левии произошли некие события - а как много случилось за это время!
Сгинули, пропали невесть куда обе стены Хаоса. И здешняя, на суровой и неприветливой полуночи - и та дальняя, поджимающая со знойного полудня. Да прошёл слух от знающих людей, что это навсегда. Обнаружились за стенами земли новые, цветущие да неизведанные. И ринулись туда люди и эльфы, а с ними гномы да хоббиты, ибо земля без хозяина это так, пустошь и есть.
Только вот снова сцепились горячие кровью люди и перворождённые - не смогли по своему обыкновению договориться миром да провести границу по новым землям. На необъятном поле с травою шелковистою собрались было две рати, дабы воинской доблестью решить спор. Реяли зелёные и червлёные стяги, били копытом баские кони и совсем уж было подали командиры знак полкам идти в атаку…
Только в луче дивного, никогда не виданного света спустилась посеред двух насторожившихся друг на друга острым железом рядов женщина неземной красы, а в руках у неё спал младенец. Посмотрела она налево, затем направо. И устыдились
И не посмели. Долго стояли, судили да рядили, а потом съехались посреди поля златокудрый эльфийский принц Келениль и седой король Невир. Посмотрели друг другу в глаза. Не сразу, не вдруг, но всё же пожали в знак мира руки.
Только никто не обратил внимания, что барон Вилли фон Дюферк крепко задумался, обнаружив в женщине той несомненное сходство со своею молодою соседкой, вдовой и владелицей манора Мэй. И ни один не додумался расспросить о природе сего феномена на поле эльфийскую волшебницу Мальву да гномью чародейку Стеллу. Королевский Архимаг всё же что-то заподозрил, но - посоветовавшись с своим коллегой из Вечного Леса, весьма мудро промолчал.
И немного позднее восторженный, пылкий южанин Рафаэлли запечатлел то величественное зрелище на холсте. С тех пор и довеки веков выставлена сия картина в храме выстроенного на том поле города Сикст. И пошло меж всех разумных поверье - коль собрался идти ратиться, зайди к небесной донне с младенцем. Коль благословит, значит дело твоё правое и с чистым сердцем ступай биться. Но уж если нет, снимай воинский доспех, езжай домой и не рыпайся. Оттого-то и воюют нынче в основном с орками да морскими пиратами.
Вместо эпилога.
По рынку небольшого провинциального Дюфера молча шла печальная, осунувшаяся хоббитянка. Вряд ли бы кто узнал в ней прежнюю неугомонную и болтливую хохотушку Стеллу. Казалось, печаль навеки поселилась в её маленьком сердце - и лишь когда баюкала она в колыбели очаровательного сына прежнего лорда, замечали люди в её махоньких, больше похожих на пуговки глазёнках прежний ясный свет. И заливал он всё существо хоббитянки, и только тогда она ненадолго становилась прежней, напевая маленькому лорду нехитрые хоббичьи песенки…
В руках малышка держала небольшую плетёную корзинку, куда холодеющей рукой она иногда укладывала нехитрые припасы - то десяток яиц или пучок петрушки, то тушёного в сметане цыплёнка. Хотя смущённые продавцы нет-нет да замечали, что мысли её бродят где-то весьма и весьма далеко.
– Ага, Стелла - вот ты где!
– из-за возов торговцев рыбой вывернула Невенор. Тоже изрядно посерьёзневшая - и всё же в глубине очаровательных медово-зелёных глаз иногда вспыхивало прежнее, жаркое и неистовое пламя.
– Что это ты, малышка, решила в Дюфер нынче наведаться?
– эльфийка выудила из её корзинки морковку. Несколькими ловкими взмахами кинжала очистила её и тут же с аппетитом захрумкала.
– Или такой снеди в нашей деревне Мэй нет?
– А ты что, следишь за мной?
– хоббитянка словно очнулась ото сна и подозрительно воззрилась снизу вверх.
Невенор неопределённо пожала плечиками, обтянутыми переливающейся тканью эльфийского комбинезона, и Стелла только сейчас отметила, что эльфийка нынче "при параде". Это значит, что на одежде, да и под ней навешана уйма всяких хитрых приспособлений и нужных в дальнем походе мелочей. Это не считая прорвы всякого оружия и закинутого за спину добротного эльфийского лука.