XIV принцип
Шрифт:
— Сейчас он дойдет до старухи, а та ему расскажет о «добром мальчике», и нам конец, — прошептал оцепеневший скейвен.
— Тогда бежим?! — предложил Сергей.
— Очень, очень, — согласился крыс, и они со всех ног помчались к городскому рынку.
— Ищи дверь с двумя железными сапогами, — на ходу приказал Шарскун, когда они домчались до рыночной площади.
Сергей огляделся и на свое счастье тут же обнаружил дверь, над которой, позвякивая на ветру, висели два металлических листа, вырезанных в виде сапог.
— Вон она, — показал своему обезумевшему спутнику Второй.
— Быстро,
Вломившись в дом, он тут же вышиб какую-то дверь и побежал по лестнице вниз. Сергей едва поспевал за ним. Лестница заканчивалась помещением, уставленным огромными бочками.
— Так, так, так! — приговаривая, перебегал от бочки к бочке Шарскун. Наконец он нашел, что искал, и повернул на бочке кран. Бочка беззвучно отъехала в сторону, открывая круглый лаз.
— Туда! — крикнул скейвен и первым нырнул в темное отверстие. Сергею не оставалось ничего другого, как последовать за ним. И они заскользили в темноте по винтообразному желобу куда-то вниз. Через несколько минут беспрерывного кружения их выбросило на кучу угля. Шарскун поднялся на ноги первым и в два прыжка очутился у механизма, отдаленно напоминающего грузовую вагонетку.
— Быстро, быстро! — не прекращая паниковать, защелкал какими-то тумблерами он. — Садись.
Сергей забрался внутрь вагонетки, скейвен прыгнул за ним, и диковинное передвижное средство, быстро набирая скорость, покатилось куда-то по единственной рельсе.
Только проехав, по примерным расчетам молодого человека, не менее пяти километров от места старта, Шарскун успокоился и сделал глубокий выдох.
— Прости, я не знал, что это так опасно, — извинился Сергей и спросил: — Это действительно так опасно?
— Это в миллионы раз опасней, чем ты можешь себе представить! — завизжал скейвен, потом все-таки успокоился и ответил: — Да, это очень опасно. Это Тзинч — бог изменения. Это он уничтожил Прааг и еще много других городов. Он страшный! Мы чудом ушли.
* * *
— Боюсь тебя разочаровывать, — задумчиво глядя назад, сказал молодой человек. — Но, кажется, мы еще не совсем ушли.
Шарскун взглянул туда же и обнаружил, что в нескольких десятках метров от них рельса, по которой двигалась вагонетка, искрясь, стремительно тлела словно бикфордов шнур.
— Прыгаем! — крикнул крыс и, действительно, сиганул из вагонетки вниз.
— Блин! — только и смог сказать Сергей, сжимая левой рукой свой посох и прыгая за скейвеном.
Благо оказалось невысоко, и друзья по несчастью приземлились на влажный песок. Неподалеку раздался оглушительный взрыв.
Неизвестно, сколько еще прошло времени, пока Второй нашел в себе силы спросить:
— Ты жив, дружище?
— Почти, — вздохнул, вставая с песка Шарскун: — Я меч потерял! И очень устал бояться.
— И не говори! — разделил чувства соратника Сергей, отряхиваясь от песка, и поинтересовался: — Теперь как доберемся до места?
— Здесь много перекрестных тоннелей, может быть, в них есть хладнокровные, — ответил тот.
— Хладнокровные?!
— Это как лошади, только не такие тощие. Воспользуешься своими возможностями еще разок.
— О’кей, — с помощью посоха поднимаясь
* * *
Двигаясь вслед за Шарскуном, Второй по привычке впал в мечтательное настроение.
— Наола! — звучало у него в голове. — Наола! 90, 60, на 90. Нет, на 80. Два дракона, тролль с книжкой, волки-людоеды и папа, судя по всему, психопат — неплохое приданое для человека с неопределенным мировоззрением и склонностью к алкоголизму. Интересно, до какой степени близости они дошли с Ракартхом! Если это только идеология, тогда все в порядке. У меня есть знакомые фашисты, национал-большевики и «гринписовцы». Их частная жизнь не интересует. Будем молиться, чтобы она оказалась жертвой каких-нибудь убеждений. Даешь фанатизм — лекарство от одиночества! С другой стороны, зачем ей безвольный аморальный типчик вроде меня. С другой стороны, такие это и любят. С другой стороны, будет мной крутить. С другой стороны, я Древнейший. С другой стороны, как выяснилось, это большой геморрой. С другой стороны, по-моему, я действительно уже влюбился и все предыдущие соображения не имеют смысла. Тогда надо выработать тактику. Что может любить такая девушка? Все что угодно. 1:0 в мою пользу. Да, но она любит всех этих уродов. 1:1. Хотя я тоже урод в своем роде. 2:1.
От размышлений его отвлек скейвен.
— Вот я иду и думаю, — спросил он. — Ты за девушку заступился и старушке помог с дровами. Что — это так обязательно Древнейшие делают?
— Редко, — честно ответил Сергей.
— Слава Рогатой Крысе, иначе нам не выжить! — сказал Шарскун и тут же опять спросил: — Тогда почему?
— Не знаю, — снова честно ответил молодой человек. — Вариант возрождаться через пять минут после смерти очень расслабляет.
— Так не все возрождаются, — открыл ему глаза крыс. — Только герои.
— Вот что означали слова Наолы по поводу волков-героев, — понял Сергей и уточнил: — Ты-то хоть герой?
— Я еще ни разу не умирал, — грустно признался Шарскун, — но очень боюсь, что нет.
— А я? — еще больше заинтересовался Второй.
— Тоже непонятно, как у вас там, у Древнейших, — ответил скейвен. — Думаю — должен.
— Это не самое смешное, что я услышал за последнее время, — озадачился Сергей и предложил: — Будем тогда осторожнее.
— Слава Рогатой Крысе! — поддержал его порыв крыс.
— Она правда Рогатая? — ехидно спросил Второй.
— Не кощунствуй, — строго осек его Шарскун. — Это не она, это он.
— Я серьезно.
— Не знаю, я не богослов, Рогатая и Рогатая. В общем, слава ему!
Впереди показался овальный вход в перекрестный тоннель.
— Смотри, — провел по стене лапой скейвен, очищая от плесени нацарапанные на камне каракули, — моя язык. Мы под Миддейхеймом — городом Белого волка.
— Это хорошо или плохо? — не понял Сергей.
— Это никак, — ответил его спутник. — Хотя вокруг много варп-камня, а значит, есть железные вагоны для переправки камня в Скейвенблант, столицу Скейвенов, и Эшинблант — мой родной город. Там дядя Сникч. Старый уже дядя Сникч, а его сын Шроч не любит ходить, он любит изобретать. Его посылали в столицу учиться. Умный скейвен, но не сильный.