XVII. Аббат
Шрифт:
Черт!!! Я чуть не выругался от догадки. А если… если Мод таким образом просто решила взять королеву на крючок? Три тысячи порочных монашек! Компромат железный, маркиза таким образом получит безграничную власть и влияние! Причем не только на Анну Австрийскую, но и на короля. А я? Я для нее всего лишь инструмент. Ежели вздумаю трепыхаться после того как исполню свой долг — просто исчезну. Мое везение не безграничное, если зададутся целью убить, рано или поздно обязательно отправят на тот свет. Дело осложняется еще тем, что падре Жозеф и кардинал тоже заинтересованы в визите королевы
Догадка совершенно испортила настроение. Я еще думал обсудить с маркизой компрометирующие материалы, которые получил от Бонифация, но резко передумал и отправил ее обратно в камеру.
А сам провел ночную мессу и принялся выяснять, что случилось плохого за ночь, потому что чувствовал спинным мозгом — без происшествий не обойдется.
Предчувствия не обманули.
К счастью, в самой обители обошлось без тяжелых последствий.
Один из братии ошарашил другого скамьей, а пострадавший вылил на агрессора ведро нечистот. Расследование показало, что они поспорили на теологическую тему, поэтому я ограничился лишь легкой епитимьей и занесением в грудную клетку нарушителям строгого порицания.
Еще парочка монасей упилась до положения риз, каким-то образом раздобыв вина, а Бонифаций в подвале укусил на палец одного из ревизоров.
На этом по милости Господа и ограничилось.
А вот за пределами обители все обстояло гораздо хуже.
Мушкетеры и гвардейцы ожидаемо погрызлись на почве распределения шлюх по отрядам: за ночь состоялось три дуэли и маленькое коллективное побоище. К счастью, обошлось без трупов и тяжелых ранений. Но это далеко не все. К утру люди короля и кардинала каким-то загадочным образом помирились и решительно атаковали обоз королевы, то бишь всех этих служанок, камеристок и прочий женский обслуживающий персонал. Оные почему-то отказались сдаваться на милость победителей и устроили активную оборону, к которой на их стороне из чувства солидарности присоединились падшие воспитанницы мадам Луизы. Схватка вышла громкой и жаркой, но по какой-то случайности тоже обошлось без серьезных увечий: синяки и расцарапанные морды не в счет.
Пришлось дернуть к себе на ковер командирский состав.
Де Баллон и Де Виваро стояли предо мной с пунцовыми повинными рожами и покаянно молчали.
— Я все понимаю, господа, но… — я покачал головой. — Вы представляете, как отреагируют его величество и его высокопреосвященство, если до них дойдет слух о случившемся? Вам поручили безопасность королевы, а вы как отнеслись к высочайшему доверию? Боюсь, дело не ограничится простой отставкой.
— А его величество и его преосвященство узнают, ваше преподобие? — осторожно поинтересовался Де Баллон.
Де Виваро с надеждой посмотрел на меня. Судя по всему, этот вопрос его тоже очень интересовал.
Я еще раз качнул головой и не ответил, чтобы потянуть время.
— Наша вина бесспорна… — продолжил лейтенант гвардейцев. — Однако… — он быстро
— Мои люди тоже! — лейтенант мушкетеров вытянулся и щелкнул каблуками.
— Вы гарантируете? — я провел по ним тяжелым взглядом.
— Клянемся честью! — дружно гаркнули кавалеры.
— А как быть с обслугой королевы?
— Мы берем этот вопрос на себя, — пообещал де Болон. — Ручаюсь, они останутся довольны.
Я вместо ответа с демонстративным сомнением вздохнул.
Лейтенанты поняли, что находятся на волоске и дружно назвались моими должниками.
— Ваше преподобие, мы умеем быть признательными! Поверьте, вы не пожалеете, что приняли нашу дружбу и наши шпаги!
Я немного поразмыслил и смилостивился. В самом деле, я несу ответственность только за королеву, а остальное не имеет ко мне никакого отношения. Всплывет история, да и пусть, а на нет и суда нет. Два лейтенанта гвардии короля и кардинала в должниках тоже на дороге не валяются. Может и пригодятся.
— Что до девочек мадам Луизы…
— Мы оплатим все расходы сами!
В общем, простил и пообещал не закладывать.
Вот что за жизнь? До момента моего положения в сан, все шло пристойно: опасно, кроваво, но пристойно: тот случай, когда я залез с головой под юбки королеве не в счет.
Но с момента принятия аббатства, начался какой-то жуткий бардак. Уже непонятно: смеяться или плакать. Что дальше? Даже представить страшно.
Разобравшись с лейтенантами, я в перерывах между мессами и молениями принялся расследовать одно смутное подозрение.
Дело в том, что на утренней мессе обе фрейлины выглядели вполне ожидаемо: измученными, голодными и злыми как собаки. По королеве ничего нельзя было понять, а вот гофмейстерина ее величества Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан…
На ней голод и ночь на жесткой койке вообще никак не сказались, гофмейстерина походила на довольную и сытую кошку, при этом еще плотоядно поглядывала на моих верных ближников Саншо и Мигеля.
Сами понимаете, после характеристик Мадлены у меня сразу закралось подозрение в отношении оной дамы. Опять же, кому как не мне знать своих оболтусов-слуг.
И первым же делом проинспектировал келью гофмейстерины.
— Дьявол! — подозрения немедленно воплотились в железные доказательства. Под кроватью нашелся пустой кувшинчик из-под вина и останки печеной бараньей ноги.
Дернув братьев к себе, я немного посмотрел на их невинные морды, а потом двинул Мигеля под дых.
— Свихнулись, ублюдки?
— Ваше преподобие… — Саншо шарахнулся к стене. — Помилуйте, но я не понимаю…
— За что, ваше преподобие? — прохрипел с пола его братец. — Невиноватые мы! Я точно ни в чем не виноватый!
— За что? — я рассвирепел так, что начал искать взглядом, что-нибудь острое. — За что, мерзавцы? Сыновья ослицы, мать вашу! Вы понимаете, что натворили?
Братья дружно рухнули на колени и повинно повесили головы.