XVII. Мечом и словом Божьим!
Шрифт:
Это, и правда, была отличная новость. Я не забросил свой проект по созданию элитного района, спроектированного с учетом всех возможных на данный момент модернизаций. Вот только, подумав, я отказался покупать земли вблизи городских стен — выходило слишком дорого. А вот когда Людовик начал перестраивать старый охотничий домик в Версале в новую дворец-резиденцию, то идея пришла сама собой — устроить район мечты вблизи нового дворца, а потом, глядишь, Его Величество захочет переместить свою основную резиденцию сюда, придворные потянутся следом, и тогда мои дома-павильоны будут стоить баснословные
И вот, начало положено, земли выкуплены.
— Вы молодец, мэтр! — небезосновательно похвалил я довольного собой Жоли. — Скажите архитектору, пусть поторопится с чертежами. Как только сойдет снег, приступим к строительству.
— Месье Лево* уже почти все подготовил. Через пару недель он предоставит окончательные планы.
*Луи Лево (фр. Louis Le Vau, или Levau, 1612, Париж — 11 октября 1670, Париж) — французский архитектор, один из основоположников французского классицизма.
— Я вами доволен, мэтр.
Жоли привстал и поклонился в ответ. Как же сейчас он разительным образом отличался от того неуверенного в себе юноши, защищавшего меня в королевском суде пять лет назад.
Когда адвокат ушел, явился Перпонше. За эти годы мой бывший слуга, а ныне полноправный компаньон, набрал изрядный вес, но нисколько не растерял свое жизнелюбие. Он женился на приятной вдовушке, и она уже успела родить ему пару детишек. В этом времени с подобными делами не тянули. Так что Перпонше стал важным буржуа с хорошим доходом и, наверняка, был счастлив.
И если с подчиненными, коих у него было уже немало, он обязан был быть строгим и требовательным, то со мной становился прежним Перпонше, стремящимся быть полезным. Живот мешал былой резвости, но он старался.
— Ваша милость! — Перпонше согнулся чуть не до земли. И тут же бросился подливать мне вино в кружку.
Я указал на стул, где до него сидел мэтр Жоли. Перпонше осторожно опустил на него свой раздобревший зад, стараясь ничего не сломать.
— Налей и себе, — предложил я, — и докладывай!
Перпонше с благодарностью кивнул, плеснул в кружку чуть не полбутылки и выхлебал все в три глотка. Луженая глотка!
— Стряпчие подвели итоги года. Мы в хорошей прибыли, господин. Сорок четыре тысячи ливров чистого дохода принесли одни только фиакры, а уборные добавили еще почти столько же. Самое интересное, что в этом году уборные для среднего класса дали денег больше, чем для знати.
Это меня нисколько не удивляло. Посещать общественные туалеты было все равно, что сходить в наше время в кино или театр. Там играла музыка, журчали фонтаны, бывало, разыгрывались целые представления — и все лишь для того, чтобы привлечь все новых посетителей, и не просто привлечь, а сделать так, чтобы ходить в наши павильоны вошло у всех в привычку. А кого в городе больше: знати или буржуа? Конечно, вторых. Отсюда и разница в прибыли.
— Далее, — продолжал Перпонше, — доходные дома дали двадцать пять тысяч за год. Меньше, чем в прошлом, но и казней в этом году было совсем мало.
Он недовольно покачал головой, словно удивляясь королевской воле, не отправлявшей преступников
*Вид казни. Удушение до перелома конечностей или после, в зависимости от тяжести преступления.
Пару лет назад я сделал то, что советовал в свое время д’Артаньяну, и купил несколько домов вокруг Гревской площади, где проходили казни. Знатные господа и дамы платили большие деньги, чтобы иметь удовольствие с балконов наблюдать за тем, как преступники прощались с их жалкими жизнями. Так что мои вложения быстро окупались. Тем более что в остальные дни комнаты тоже сдавались постояльцам, пусть и не за столь бешеные деньги.
Все же я не был настолько жадным и кровожадным, чтобы желать больше казней, как Перпонше. Да и он говорил не всерьез. Меньше заработали — ничего страшного, в другом месте доберем.
Несмотря на внушительную сумму годового дохода, денег постоянно не хватало. И если бы не клад, который я постепенно переводил в полновесные монеты, пришлось бы опять кого-то грабить, как в былые времена.
Фиакры и сортиры не могли до конца насытить финансово, тем более что новые проекты требовали внушительных инвестиций. Пора открыть торговую компанию и заниматься крупным оптом — разбогатеть можно только так, да и то, если удастся найти новые рынки сбыта и достойную продукцию.
А что, это идея!
— Скажи-ка, мой друг Перпонше, — тут же закинул я пробный камень в омут жадной до денег души моего слуги, — а не хотел бы ты заняться торговлей?
Он открыл рот, закрыл его, и, только подумав с минуту, ответил:
— С удовольствием, ваша милость… я и сам хотел было обратиться к вам с подобным предложением, но все времени не хватало. Есть у меня пара идей, которые могут принести нам изрядные барыши…
Я приготовился слушать его план, но внезапно в дверь тревожно застучали.
— Войдите! — приказал я, и тут же створка приоткрылась и показалось взволнованное лицо одного из слуг.
— Ваша милость, там к вам курьер. Говорит, очень важное донесение! Требует вас срочно!
Странно. Неужели, уже стало известно о казни графа и те, кому он служил, сделали ответный ход? Но это слишком быстро, я ожидал развития событий дня через два-три, когда де Марне и его людей хватятся. Иных же неотложных известий я не ждал.
— Зови его сюда!
Через минуту в кабинет ворвался юноша, совсем еще ребенок. Лицо его раскраснелось от мороза, губы слегка дрожали от волнения, но он нашел в себе силы поклониться и подать мне запечатанный конверт.
— От господина епископа, — сообщил он при этом.
Любопытно, де Бриенн пишет только в особо важных случаях. В остальное же время мы обговариваем с ним все вопросы лично, при очередной встрече.
Быстро вскрыв письмо, я узнал стремительный почерк Антуанна. Записка была короткой, но ее содержание…
«Друг мой, — писал епископ, — король мертв! Погиб сегодня во время охоты. Срочно отправляйтесь в Лувр, жду вас там. Все очень серьезно!»