XVII. Наваррец
Шрифт:
Первому я просто разрубил лицо пополам, напрочь снеся часть челюсти и попутно выколов глаз, он даже не успел ничего сообразить. А второму проткнул живот, повел рапиру вверх и чуть в сторону, и сизые внутренности посыпались невнятной грудой вниз.
Но тут меня достали ударом в левое плечо, я вскрикнул от боли, и раненный бок дал о себе знать резким спазмом, но гасконец уже был рядом и долгим выпадом проткнул насквозь моего противника. Еще один валялся чуть в стороне, Д'Артаньян убил его мгновением раньше.
Остальные решили, что добыча не стоит их жизней, и растворились в темноте.
—
— Это старая рана, ей еще необходимо зажить.
— И при этом вы дрались сегодня с германцами? — кажется, я сумел заслужить уважение гасконца. — Ни словом не обмолвившись о мучившей вас боли! Если бы я знал…
— Давайте поговорим об этом позже, а сейчас уберемся отсюда подальше, пока эти мерзавцы не вернулись с подкреплением.
Гасконец в этот раз не стал спорить и мы со всей возможной скоростью двинулись прочь, как можно дальше от места схватки. Храбрость — храбростью, но ночные шайки держали в страхе весь Париж. На вооруженные отряды, патрулировавшие город, они не нападали, а на одиноких прохожих — запросто. Еще повезло, что нас посчитали слишком пьяными и не способными оказать достойное сопротивление. Устрой эти ребята нам засаду, и все могло бы окончиться совершенно иначе.
— Мне кажется, я начал трезветь! — расстроено сообщил д'Артаньян, когда мы удалились от места схватки на почтенное расстояние.
— Надо догнаться, — предложил я.
— Что это значит? — не понял гасконец.
— Выпить еще, дабы вновь обрести чувство жизни. Сегодня мы два раза дрались и оба раза остались живы. Это стоит того, чтобы отпраздновать. У вас есть еще трактиры на примете? Я бы не отказался от чарки гасконского.
— У меня лучшее предложение. Здесь неподалеку живет одна вдовушка, а у нее как раз гостит сестра… хм… тоже вдовушка. Так не наведаться ли нам к сим дамам и не выразить ли сочувствие в связи с их утратами?
— В такое время? Будет ли это уместно?
— Поверьте, время самое подходящее! — уверил меня д'Артаньян. — Это весьма веселые вдовушки… и у них найдется для вас чарка гасконского!
— Тогда ведите меня, друг мой. А по дороге споем еще одну песню. Обещаю, вам понравится! Пора-пора-порадуемся на своем веку…
Но до вдовушек мы так и не добрались, слегка устав в дороге и свернув в очередной трактир, перевести дух.
Д'Артаньян, поверивший сегодня в свою неуязвимость, сходу пихнул в плечо высокого и крепкого мужика, шедшего к своему столу с пивной кружкой в руках, где его ждали еще шестеро друзей. Мужчина, не ожидавший коварства гасконца, отлетел в сторону, кружка выскользнула у него из рук и разбилась, облив все вокруг пивом.
Часть пива попало и на рукав д'Артаньяна. Он принюхался и презрительно сплюнул:
— Кислятина! Да тут, похоже, разбавляют! Ненавижу пиво! Подать мне гасконского!
Но вместо арманьяка он получил кое-что иное. Упавший мужчина поднялся, схватил деревянный табурет и швырнул им в гасконца, да так быстро и точно, что попал ему прямо в голову. Нападение оказалось столь внезапным, что я не успел вмешаться и предотвратить происшествие. К счастью, голова д'Артаньяна оказалась крепче табурета, тот от удара разлетелся
Тут уж я не оплошал, выхватил рапиру и приставил острие клинка к шее буяна.
— Ну-ну, уважаемый, повеселились и хватит. Брось табурет, кому сказал, suka!
Его приятели уже повскакивали со своих мест, но в драку пока не вмешивались.
Мужик поежился, чувствуя холод стали, и нехотя опустил табурет. Д'Артаньян, между тем, очухался и начал подниматься на ноги, потряхивая головой, как собака, вылезшая из воды. Его противник замер, решая, как поступить. Кажется, внезапно он осознал, что смертен.
— Исчезни, чтобы я тебя не видел, — резко приказал я. — Иначе сейчас прольется кровь!
Тот благоразумно кивнул и выскочил на улицу. Убить его было легко, но совершенно ни к чему. Я и так пролил сегодня достаточно крови. Его товарищи пожали плечами и вернулись к возлияниям. Конфликт был исчерпан.
— Что это было? — ошарашено спросил д'Артаньян, встав, наконец, с пола и опершись о ближайший стол.
— У вас слегка закружилась голова, друг мой. Это все ваше гасконское вино, оно просто сшибает с ног! Думаю, нам пора домой. День был трудный.
Гасконец не стал спорить, и мы выбрались из недружелюбного заведения. Рассказывать об истиной причине головной боли д'Артаньяна, я не стал.
К счастью, в этот раз на улице нас никто не ожидал с коварными намерениями, и вскоре мы уже входили в дома папаши Джозефа.
Внутри было чуть более многолюдно, чем с утра. Сам папаша сделал вид, что не видит нас, но и мы не стремились к общению.
Поднявшись на второй этаж, д'Артаньян распахнул первую дверь и гостеприимным жестом пригласил меня внутрь.
Обстановка комнаты была скудна: низкая деревянная кровать, пара табуретов, какой-то невнятный ларь у стены и ночной горшок, стоявший прямо посредине комнаты. К счастью, пустой.
— Располагайтесь, любезный шевалье. Дом мой скромен, но он целиком в вашем распоряжении, как и я.
— Благодарю вас, д'Артаньян. Если вы не возражаете, я лягу на полу.
— Что вы, ложитесь в постель! Вы ранены, вам нужен хороший отдых. А я возьму у Джозефа тюфяк и лягу здесь, в углу.
Так и закончился первый день моего знакомства с д'Артаньяном, человеком, ставшим зримым воплощением слов честь, преданность и отвага, столь прославленным в веках и почитаемым у себя на родине. Но это в будущем. А пока д'Артаньян беззаботно похрапывал, удобно устроившись на старом тюфяке.
Глава 3
Рано утром неутомимый гасконец умчался по своим таинственным делам, я же хорошенько выспался, умылся ледяной водой, припрятал большую часть денег под одной из досок в углу комнаты, переложив их в тряпицу, а с собой прихватил лишь сотню ливров, после чего спустился вниз позавтракать. Рана почти не чувствовалась, еще день-другой, и все окончательно заживет.
После вчерашних возлияний было слегка тоскливо, мне бы таблетку аспирина, но его изобретения нужно было ждать еще двести семьдесят лет.