XXI век не той эры
Шрифт:
Но только ощущение всё равно такое, будто кто-то в душу нагадил.
— А в чём именно меня подозревает этот добрый доктор Менгеле? — наконец, заставила я себя отвлечься от уныния.
— Кто, простите? — Исикава озадаченно вскинул брови. За моей реакцией на собственный рассказ он наблюдал с живым интересом, и первый вопрос не о делах давно минувших дней, а об объективной реальности, застал его врасплох.
— Ну, этот, большой и страшный, — я кивнула на дверь. Из головы под воздействием глобальных новостей совсем вылетело, как именно называл его японец.
— Кириос чёрный трибун?
— Ага. Кириос, — кивнула я, мрачно косясь на дверь. Как будто всерьёз опасалась, что он действительно
— Простите, почему… — начал он, нахмурившись. Но запнулся и посветлел лицом, явно самостоятельно найдя ответ на свой вопрос. — Вы решили, что кириос — это имя? — спросил он. Я медленно кивнула. Не угадала? — Нет, что вы, это просто принятое вежливое обращение, как «сан», которое вы упоминали. Только оно калька с эллинского, и обычно не переводится, так уж повелось. Кириос — обращение к мужчине, кириа — к женщине, не удивляйтесь. А почему вы назвали его доктором и этим именем? — полюбопытствовал он.
— Да была такая… историческая личность, — поморщилась я. — Прославился зверскими экспериментами над людьми, пытал детей и вообще стал синонимом бесчеловечной жестокости. Я подробностей, к счастью, не знаю.
— Кхм, — смущённо кашлянул Исикава. — Трибун Наказатель человек грозный и жуткий, но я думаю, в нём сейчас говорили эмоции, и он не стал бы вас пытать.
— При всём моём уважении, кириос Исикава, я вам сейчас совсем не верю, — от одного воспоминания о беловолосом психе меня передёрнуло, и коленки предательски затряслись. Хорошо, что я сидела. — Руку он мне собирался сломать совершенно точно.
— Скорее, просто пугал, — в голосе мужчины не было той уверенности, которую он хотел показать.
— И у него это получилось, — уверенно закивала я. — Так что именно он, то есть вы все, хотите у меня узнать?
— Видите ли, до сих пор мы не сталкивались со случаями проведения Иными экспериментов над людьми, и просто не знаем, чего от вас можно ожидать. Есть предположение, что с вами не всё в порядке, и чёрный трибун подозревает подвох. Это его долг, по правде сказать, а подозрения его вполне обоснованы. Вы неглупая женщина, подумайте сами: сначала циаматы делают с вами что-то непонятное в единственной на множество звёздных систем лаборатории. Потом вдруг пять лет назад бросают всю планету своим союзникам, хильтонцам, вывозят часть лабораторного оборудования, а вас оставляют на месте. И все эти пять лет новые владельцы базы почти не используют лабораторию, а вы по-прежнему находитесь на том же самом месте ровно до тех пор, пока туда не приходит Империя. Учитывая, что эта планета — бывшая колония Империи, с которой и началась война, и мы, давно перешедшие в наступление, не могли не отбить её обратно, напрашивается вывод: вас нам подкинули. И непонятно, то ли циаматы так уверены в своих технологиях, то ли надеялись на тщательно культивируемое последнее века трепетное отношение к женщинам, — он развёл руками.
— Вот это было трепетное отношение?! — вытаращилась я, вновь кивнув на дверь.
— Кхм, — опять смутился японец. — Он вас действительно здорово напугал. Это, наверное, с непривычки. Видите ли, наш чёрный трибун — он абсолют, как и все Наказатели, и прожил он уже довольно долго…
— Простите, что опять перебиваю, но что вы вкладываете в это понятие? «Абсолют», — вмешалась я. Надеюсь, тут просто подмена понятий, и этот угрюмый ариец не имеет никакого отношения к тому самому, первоначальному, вечному и неделимому, который был в философии?
— О, да, простите, забываю, что вам тяжело с некоторыми терминами. У нас так называют детей богов, то есть — полубогов; кажется, это определение более древнее, да? — неуверенно предположил Исикава.
— Геракл, мать его, — пробормотала
— Ульвар — сын Тора, — невозмутимо пояснил учёный.
У-у-у! Ульвар! Полный и окончательный. Вот это объясняет вообще всё, и обещает мне потрясающие перспективы! Что я знаю про викингов? Суровые прямолинейные варвары, презирающие слабость во всех её проявлениях, не знающие страха и почитающие смерть в бою единственно достойной. Я, похоже, пала в глазах этого Ульвара не то что ниже плинтуса, а в полуплоскость отрицательных комплексных чисел. Учитывая, что я и в самом деле слабая женщина, а страх — реакция спонтанная, и пугает меня этот полубог одним своим видом до чёртиков, шансов на налаживание диалога нет совсем.
Поэтому будем делать что? Правильно, стараться не привлекать к себе внимание и прятаться поглубже. Впрочем, учитывая, что на этих четырёх квадратных метрах особо не спрячешься, нужно просто как можно скорее дать этому их чёрному трибуну то, что ему нужно. И дальше меня либо быстро пристрелят (что, в общем-то, всяко лучше, чем пристальное внимание Ульвара сына Тора), либо оставят в покое (надежда умирает последней).
— Ладно. Я всё поняла. Действительно, сложно поверить в мою неприячастность и безобидность, — я глубоко вздохнула. Молчание здорово тяготило; уж очень мерзкие мысли заползали в мою голову в тишине. — И как нам теперь разбираться в моём состоянии? Хотелось бы поскорее прийти к каким-то результатам. А то, боюсь, ещё одной вспышки раздражения вашего трибуна я просто не выдержу. И вы ещё, чего доброго, пострадаете, — я попыталась весело улыбнуться. Подозреваю, получилось плохо. Но мне действительно не хотелось, чтобы у этого доброго и героического мужчины (я бы на его месте и слово боялась пикнуть, а он вступился за чужую жизнь!) были проблемы.
— Действительно, не будем злить кириоса чёрного трибуна, — Исикава изобразил такую же вымученную улыбку. Взаимопонимание было достигнуто, что не могло не радовать. — Первым делом мы провели всевозможные анализы физического состояния. Вы совершенно здоровы, и никаких инородных включений или новообразований в вашем теле нет, все клетки соответствуют вашему генному коду. Никаких странностей и отклонений в характере развития тканей тоже нет. Единственное, не совсем понятно, как удалось сохранить всё это в настолько хорошем состоянии, если долгое время вы провели в том резервуаре. У нас имеются подобные технологии, но как это делали циаматы, было бы интересно узнать. Но я отвлёкся. Главное, мы не нашли ничего необычного в вашем теле, и, соответственно, остаётся только самый неприятный вариант: разум. Для начала нам придётся поработать над вашей памятью; вы ведь, кажется, упоминали, что последние события как в тумане? На этот счёт не волнуйтесь, гипноз и иные психотехники у нас отработаны великолепно, а препараты, принимаемые под строгим контролем, не причинят вреда вашему организму.
— А если это не поможет? — мрачно уточнила я, решив сразу подготовиться к худшему.
— Тогда придётся заглядывать глубже, — пожал плечами мужчина. — Да вы не волнуйтесь, вам это ничем не грозит.
— Подозреваю, мне совершенно не понравится то, что я вспомню, — не удержалась я от печального вздоха. С оптимизмом смотреть в будущее всё никак не получалось, и мысль, что лучше бы мне было не просыпаться, настойчиво свербела в мозгу. — Давайте уже начнём, ладно? Мне и так страшно и тошно, а дальше лучше не будет.