Я, ангел
Шрифт:
Он ненавидел те разы, когда нечаянно убивал их.
Такое случалось всего несколько раз, но это было ужасно.
Это преследовало его.
Дэгс собирался подойти к парню, проверить пульс, может, приподнять веко и посмотреть на зрачки — последняя проверка перед началом ритуала очищения…
…и тут кто-то позади него издал протяжный, наполовину сдавленный визг.
Дэгс застыл, повернув голову.
На него смотрело лицо, выглядевшее оранжевым из-за света фонаря. Её глаза уставились на него, грудь тяжело вздымалась.
Она
Глаза и разум Дэгса медленно подметили всё остальное.
Её ладони распластались по кирпичной стене, пока она смотрела на него широко раскрытыми карими глазами, будто Дэгс превратился в пришельца с зелёной кожей. Он смотрел на неё в ответ и не моргал, пока она тяжело пыхтела, вжимаясь спиной в стену в тени.
— Какого, — просипела она. — Хера. Сейчас. Было.
Она продолжала пыхтеть, глядя на него.
— Нет. Правда, — её грудь поднималась и опускалась рывками, силясь справиться с приливом адреналина. — Что. Во имя семи адов. Это было? Что я только что видела?
Дэгс моргнул, уставившись на неё.
В те несколько секунд у него не было никакого ответа.
Глава 2. Лунатизм для чайников
Когда-то Дэгс был нормальным парнем.
Странно было регулярно думать об этом, особенно в отношении себя самого.
Но он думал об этом. Иногда эти воспоминания каким-то образом удерживали его разум на верном пути.
Это напоминало ему прикладывать усилия в отношениях с людьми. Это напоминало ему, что надо пытаться.
Когда-то он был нормальным.
Он был в состоянии делать это. Говорить с людьми. Взаимодействовать с другими человеческими существами, не сомневаясь во всём, что он говорил и делал, в каждом странном жесте, нестандартной повадке, причудливой особенности речи или неловкой паузе, в каждом разе, когда он напрягался так, что это могло кого-то смущать. Он мог просто жить, существовать в мире, не беспокоясь о том, что какая-то не-нормальная часть его окажется на виду.
Когда-то он был нормальным.
Эти новые, не фабричные опции… чем бы это ни было, чёрт возьми… не были настройками по умолчанию для модели под названием «Дэгс Джордейн».
Не таким его достали из коробки.
Дэгс всё ещё зацикливался на последовательности событий, приведшей его к нынешнему состоянию — пожалуй, зацикливался сильнее, чем следовало. Это до сих пор не давало ему спать по ночам, заставляло смотреть в потолок и гадать, что стало бы с его жизнью, если бы он не совершил тот абсолютно дурацкий поступок.
Лунатизм.
Чёрт.
Дурацкий эзотерический сон наяву.
Как его друзья уговорили его на такую колоссальную глупость? Он тогда даже не интересовался подобными штуками. Дэгс никогда не был искателем. Его даже отдалённо не манило «расширение сознания» или что-то подобное.
Нельзя
Он пил, немного курил травку — обычно на пляже, перед тем как забраться на доску для сёрфа или сожрать слишком много тако. Он несколько раз употреблял кислоту, пробовал экстази с некоторыми своими девушками. Но он не искал путь к прозрению. Он не стремился раскрыть двери восприятия ради какой-то высшей цели.
Что ещё хуже, Дэгс знал.
Идя на всё это, он знал.
У него был чокнутый дядя, который рассказывал ему истории у того или иного костра, в той или иной резервации, когда Дэгс был ребёнком и навещал родственников с мамой. Его дядя смеялся и описывал, как курил ту же штуку, которую хотел употребить Юрий. По словам дяди, он выкурил её, его стошнило, затем всё почернело. Очнулся он без штанов, весь в рвоте, на обочине земляной дороги где-то в горах возле Санта-Фе.
В каком месте нечто подобное могло показаться заманчивым, для Дэгса оставалось загадкой.
Может, дело в том, что ему было восемнадцать.
Может, он чувствовал себя несокрушимым.
Может, он и без того слишком обдолбался к тому моменту, когда Юрий это предложил.
Правда одна — Дэгс не знал, почему сделал это. Он не знал, почему сделал много вещей, ещё до того случая, который он называл «Изменением».
С другой стороны, может, многие испытывали такие чувства.
Может, в Дэгсе вообще не было ничего особенного или необычного.
Может, случившееся — просто результат большого невезения.
Его подруга Джейд придерживалась своей теории.
Она называла Дэгса «Воронкой Хаоса».
Она была пьяна, когда сказала это в первый раз.
Им обоим было по двадцать с небольшим, то есть, после Изменения прошло несколько лет.
Они оба смотрели на сёрферов, опираясь на перила потрёпанного крыльца в каком-то доме для студенческих тусовок, пили пиво и чувствовали вибрации музыки, грохотавшей в доме. Сказав это, она истерически захохотала, обдав его ухо дыханием с запахом виски, а затем крепко шлёпнула его по заднице.
Несмотря на лапание его задницы, Дэгс был относительно уверен, что она сказала это не как комплимент.
Но она не совсем ошибалась.
После Изменения Дэгс обзавёлся склонностью сталкиваться с тем, что большинство людей назвало бы чрезвычайно огромным количеством «случайно проблематичных» событий.
Он ясно помнил ту ночь.
Он помнил её отчасти потому, что изначально нервничал из-за вечеринки. Это была одна из его рандомных попыток играть в нормальность ещё до того, как он полностью отказался от этой затеи. До того, как он наконец-то принял тот факт, что тусовки и Изменение не сочетаются.