Я бегу по снегу босиком
Шрифт:
Солнечного Лада было очень непросто вывести из состояния «всеобщего обогрева», как ехидно определил этот статус Лер. Но события последних месяцев – от провала его лучших учеников на операции в доме престарелых до развоплощения величайшего Гесса под светом кровавой Луны – были способны «погасить» даже Ладона.
Он тоже устал.
И что было особенно неприятно: впервые за всю его жизнь Лад смотрел с завистью на всех этих влюбленных безумцев вокруг. На воркующих о чем-то в темном тупике больничного коридора Лере и Ди. На засветившаяся вдруг изнутри рыжую бестию Арину с ее этим весьма
А он? Он вчера сдал в руки Аббы женщину, любившую его больше себя. Для темной жрицы Эрис подобное чувство было почти невозможно.
Темные редко любили. Привязывались, заключали сделки, испытывали телесное влечение – как и все обитатели этого мира, полагавшие себя существами разумными. А вот любить…
Любовь означала потерю себя. Любил ли Ладон? Он не знал и не помнил.
Скорее – любил сразу всех.
И вот эту усталую докторшу, что круглосуточно дежурила у кровати Ди, а теперь просто упала на кресло в кабинете Антона и ушла в бессознательный сон.
Надо будет ее разбудить, накормить и отправить домой своим личным порталом.
И Деус-Дивина Антона, главного врача, близкого друга Лада и просто отличного мужика. Только что он пробегал мимо, хлопнул по плечу и понесся, как курьерский поезд, на обходы, к своим ненаглядным больным.
И этих людей он любил – разных, очень. Люди не были просто темными или светлыми. В каждом из них сияло многоцветие этого мира. Совершенно другие, и этим прекрасны все люди.
Выходя из госпиталя, вспомнил снова вдруг Люсю.
Вот лисица. Нет, он не сердился, скорей – восхищался. Нужно будет не упускать малышку из виду, такие бриллианты чистой воды нуждаются в огранке. Пока что она ощущает себя сильной, почти непобедимой. Извечная болезнь всех юных гениев. Но при первой же ощутимой осечке они ломаются, будто ветки на морозе. Скольких таких сломанных чад Лад уже подхватил, поставил на ноги, обогрел, внушил веру в себя? Очень многих. Значит, дракону есть зачем жить, а свою любовь, греющую лишь одно его сердце, он дождется. Возможно, она уже рядом.
Он тяжко вздохнул и вошел в кабинет сиятельного Сэма. Судя по виду высокого начальства – поспать ночью сегодня не пришлось никому.
– Аве, Ладонис. Тебе кофеину?
– Аве, Семен Августович. Я Пашкину съел уже таблетку. «Радость студента».
– Я – на Арининых «Совах». Но кофе отменный, не отказывайся. Что там у нас с вашей группой? – прикоснулся к руне, нанесенной маркером прямо на столе. – Гелла, детка, два кофе для нас, самых-самых.
Еще не успел договорить, а демоница уже ставила дымящиеся чашки на стол, демонстрируя свое декольте и невероятно прекрасные ноги. Зачем она вообще носила это платье? Разве только для того, чтобы еще больше возбуждать воображение посетителей Сэма. Высший суккуб, блистающий гранями дара. Лад вот даже проснулся.
– Хорошо она действует, правда? Покрепче таблеток и кофе, – Сэм хитро блеснул глазами вслед плавно удалявшейся
Ладон хлебнул свой напиток. Божественно. Гелла все помнила – его кофе был без сахара и с корицей. Еще пара глотков – можно будет говорить и о деле.
– Ладонис, скажи мне, а ты у нас-то когда угнездишься?
Дракон поперхнулся корицей и кофе. Зная Сэма…
А, собственно, что он знал о своем главном шефе? Личная жизнь – тайна за всеми возможными печатями этого мира, семья – где-то там же. Яркий и сильный мужчина, буквально пышущий жизнью брутал. Немыслимо древний. Доподлинно было известно лишь то, что шеф крылат, могуч и бессмертен. Из тех, которых развоплотить невозможно даже этим серпом, что отправил Гессера на свалку историй.
– Судя по вороху мыслей, не скоро, – начальственный Ангел так давно жил в этом мире, что стал человечнее многих.
Когда-то он был – сама Смерть. Сейчас вот сидел за рабочим столом, устало потирая широкий затылок ладонью. Да, он всесилен, и можно было не тратить времени и сил на защиту щитами от Сэма. Никто просто не знал, на что он был способен, сам Самаэль, ангел смерти и тлена. Дракону не хотелось даже думать о той немыслимой ответственности, что делили они с Аваддоном и (теперь уже снова) Саввой, перед Создателем и этой Вселенной. Нет, хватит ему тяжкой ноши дракона.
– Как только найдется такая, ради которой я брошу весь мир и работу в придачу… Так подходит?
Сэм усмехнулся невесело.
– Тогда впереди у нас целая вечность. Давай по порядку.
– Я отправил все материалы по опергруппе, все что скопились за годы. Целая куча.
– Я видел. Кстати, а помнишь ли ты, с какой целью задумана группа? Вчера я спросил у Клавдия, и тот сразу захотел на Камчатку. Так странно.
– А и правда. Чего это Клавдий? – поймав выразительный взгляд Всесильного, вдруг разозлился. – Мне тоже уже собираться?
– Конечно. Но чуточку позже. Возвращаясь к вопросу. С тех пор, как задумана была вся эта… история с группой, прошло много времени. Даже для вечных. А динамика вдруг закрутилась сейчас. Не находишь ли странным?
Еще как находил. Ладон мучился этим вопросом и денно и нощно. Что толку? Все равно что искать смыслы жизни. Скорей философский вопрос. Кивнул. Что тут скажешь?
– Прекрасно. Ответ очень прост…
Сэм вдруг поднялся, словно бы разминаясь, подошел к окну, грустно взглянув на огромный кактус на подоконнике, словно символизирующий всю работу Инквизиции – множество направлений, отростков, и все сплошь покрыто густыми шипами. Цветет раз в столетие.
– В отличие от людей, азеркины не склонны наступать на привычные грабли. Все же наша память крепче. А потому очень скоро, буквально вот завтра, соберутся все власть предержащие, и я очень надеюсь – все-таки будут приняты решения, к которым мы шли тысячи лет.
Вот как. А Лад уж было подумал, что будет большая война между Мраком и Светом. А тут – вам здрасьте, решились. Можно было, конечно, еще подождать… пару-тройку веков, что им стоит, Великим. Да видно, не каждый миг развоплощаются вожди Света. Подействовало – никак, прослезиться решили.