Я — «Берёза». Как слышите меня?..
Шрифт:
Но я не думала уступать место. Наоборот, я еще ближе придвинулась к столу.
— Наш аэроклуб эвакуируется в тыл. Я в тыл не поеду. Прошу откомандировать меня на фронт. Поймите же, наконец, у меня большой летный опыт. В данный момент он важнее там, над полями сражений…
— Ну, знаешь, Егорова, позволь нам решать, что и где сейчас важнее… проворчал полковник, однако он понял, что от моего напора так просто не отделаешься. Задумался на минутку, повертел в руках какую-то бумагу и, искоса взглянув на меня, сказал: Ладно, так и быть, пошлем тебя поближе к огню, в аэроклуб
— Как в Сталино? Там же брата в 1938 году арес… — запнулась я и потом твердо сказала: — Пишите предписание…
По пути на вокзал я зашла на Арбат к своим. Катя была где-то на оборонительных работах, а Юрка, придя из школы, обрадовался, засуетился, желая, чем-либо угостить меня, но в буфете, кроме хлеба да куска сахару, ничего не осталось. Он стал мне рассказывать о том, что у них в 6-м «А» классе учитель географии ушел добровольно на фронт, а вот директора школы никак не отпускают.
— Я на его месте давно бы сам удрал бить фашистов, а он все разрешения ждет, чудак.
— А что слышно об отце? — спросила я племянника.
Он как-то сразу сник, а потом встал, взял с письменного стола какие-то листки и подал мне.
— Вот читай. Вчера заходил полковник, сказал, что он недавно был вместе с папой где-то далеко, далеко на севере. Там зимой ночь круглые сутки, а летом солнце не заходит. Там папа строит красивый город, похожий на Ленинград, и большой горно-металургический комбинат, — без передышки, как бы я его не остановила, рассказывал Юрка. — Полковника и еще многих бывших военных направили на фронт. Он сумел заехать к себе домой и вот еще к нам забежал и очень сожалел, что маму не застал.
Читаю поданные Юркой листки, исписанные братом. На одном письмо жене и сыну, на другом — прошение с просьбой послать на фронт защищать Родину от фашистских захватчиков.
— Вот папа поедет на фронт, — доверительно говорит Юра, — и я с ним попрошусь. Если не возьмет — самостоятельно двинусь. Мы ведь с Витькой Тимохиным давно решили пойти на фронт, только вот Витька ростом мал, а меня ведь запросто пропустят, я выше всех в классе. Жаль, что ты, тетя Аня, не на фронт едешь, а то бы я с тобой с удовольствием поехал. А учиться никогда не поздно. Разобьем фашистов — и учись себе, сколько хочешь…
Ночью в городе была воздушная тревога, но мы в бомбоубежище решили не ходить — так до утра и проговорили. Утром, отправляя Юрку в школу, а сама собираясь на вокзал, я взяла с него слово без моего ведома никаких шагов в сторону фронта не предпринимать. Юрка обещал, но с условием, что если я сумею попасть на фронт, то обязательно выпишу его к себе, а пока он будет учиться в школе и постарается изучить винтовку и пулемет. С тем мы и расстались.
Так и не дождался племянник моего вызова на фронт и приезда отца.
С отцом Юрка встретился спустя много лет после войны, когда брату, после десятилетнего заключения, назначили ссылку. Вася да и многие другие «политические» заключенные выжили благодаря милосердию начальника строительства, а затем директора Норильского горно-металлургического комбината Завенягина. Он привлек к работе «спецов» из политических
В 1953 году Василия реабилитировали, но он продолжал жить с семьей в Норильске. Работал он теперь заместителем директора Норильского горно-металлургического комбината имени Завенягина. Катя — в пошивочной мастерской, а Юрка учился. В семьдесят пять лет брат ушел на пенсию — персональную. А в Норильске долгие годы работал энергетиком на ТЭЦ-1 его сын Юрий Васильевич. Теперь там трудится уже третье поколение Егоровых — внуки Виктор и Андрей, подрастают правнуки — Антошка и Данилка. Жизнь продолжается…
Ближе к фронту
В вагоне не продохнуть. Люди сидят, прижавшись друг к другу. Долго молчать в таком «тесном единении» не будешь, и я разговорилась с соседом — пожилым, по всему видно, кадровым командиром. Разговор, естественно, велся вокруг фронтовых событий — других тем тогда не было. Я больше спрашивала — интересно было все разузнать у сведущего человека — и военный отвечал. Лишь единственный вопрос задал он. Зачем, собственно, девушка ты едешь в сторону фронта. Я показала ему свое направление.
— Вот чудаки, — удивился командир, — какой же сейчас в Сталино аэроклуб. Ведь эвакуировался город…
— Не может быть! — воскликнула я.
Сосед мой тяжело вздохнул:
— Однако может, девочка…
Действительно, в аэроклубе никого не оказалось: все эвакуировались. Командир оказался прав. В пустых помещениях аэроклуба гулял вольный степной воздух. Никого не пугая, он гулко хлопал дверями и окнами, озорно бил стекла. Я растерялась: что же делать, к кому обратиться?.. Вышла на улицу, сориентировалась и поспешила к центру, надеясь там найти какое-нибудь нужное учреждение или просто встретить людей, способных дать толковый совет.
Идти одной долго не пришлось. Квартал не миновала, как сзади кто-то ухватился за рукав гимнастерки.
— Ну и легка ты на ноги! — произнес над ухом молодой задорный голос. Едва догнал…
— А стоило ли ? — грубо ответила я и резко повернулась к незнакомцу. Ненавидела я вот таких уличных приставал, особенно неуместных во фронтовом городе.
— Да ты не подумай чего дурного, — голос человека, оказавшегося совсем юным, звучал успокаивающе. — Я видел, что ты заходила в аэроклуб. Подумал — не случайно, стало быть, дело какое привело. Будем знакомы, — парень протянул руку, — здешний учлет Петр Нечипоренко. Не особенно охотно, я все же ответила на приветствие. Настороженность моя еще не прошла, и это не осталось не замеченным.