Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
Вездеход, перевалив через кювет, тоже выскочил на поле, где собирался продолжить охоту. Чем бы все закончилось, непонятно, но старший лейтенант увидел бойца с ручным пулеметом. Выхватил «дегтярева» и закричал:
– Ложись! Огонь по фашистам!
Вряд ли его команда подействовала. Зато остановили бегство очереди «дегтярева», которые Ступак умело всаживал во вражескую машину. Звякнула, разлетелась фара, кто-то вскрикнул, замолк пулемет. Выпустив диск, Юрий пытался отыскать запасной, но дисков больше не было.
По вездеходу уже стреляли из
Но этот эпизод сразу выделил Юрия Ступака. И сам он почувствовал уверенность, к которой прибавлялась ненависть к врагу, боль за семью и детей.
В другой раз, на рассвете, его разбудил часовой:
– Там немцы на перекрестке. Три человека, пулемет и мотоцикл.
– Далеко?
– Метров двести.
– Ладно, сейчас разберемся.
С собой взял помощника командира взвода, крепкого надежного сержанта. У того был «дегтярев», сам ротный захватил самозарядку СВТ, которой владел, как и любым оружием, умело.
Пошли вдвоем, приказав остальным ждать и не двигаться с места.
– Их же трое, – прошептал политрук роты, уже доставший наган. – Возьми еще людей.
– Тебя, что ли? Спрячь наган, а то пальцы трясутся, пальнешь ненароком. Трое – четверо, какая разница! – еще больше раздражался старший лейтенант, проверяя магазин самозарядки. – Как уничтожим их, я дам сигнал.
И перебил вместе с сержантом полевой пост немецкой жандармерии. Ступак уложил выстрелом фельдфебеля с бляхой на груди, а двоих других прикончил из «дегтярева» сержант.
Достались неплохие трофеи: пулемет МГ-34, два автомата, гранаты и запас консервов. Бойцы, у кого разваливалась обувь, стаскивали с убитых добротные подкованные сапоги.
Много чего видели, пока одолели путь до линии фронта. Запомнилась огромная колонна пленных, шаркающая по дороге в сопровождении нескольких конвоиров.
– Чего же они не бегут, – скрипел зубами старший лейтенант. – Их же сотен пять, а конвоиров два десятка.
Но колонна молча плелась мимо. Шли опустившиеся, небритые люди в расстегнутых шинелях, без поясов. Красноармейцы в ботинках, но иногда виднелись командирские сапоги.
– Лучше подохнуть, – сказал тогда Ступак, и это не было пустой фразой.
Старший лейтенант уже научился убивать врагов и не собирался сдаваться.
Когда вышли к своим и находились в фильтрационном лагере, Юрия Ефремовича Ступака крепко подвел неосторожный рассказ насчет пленных. Особисты, до этого неплохо к нему относившиеся, прицепились, да еще подключили политработников.
– Что ты мелешь?! – орал на Ступака комиссар. – Какие там колонны пленных? В Красной Армии пленных нет, а есть отдельные предатели. Хочешь сказать, таких предателей сотни? Паникер ты, а с такими трибунал разбирается.
До трибунала дело не дошло. Но за потерю вверенной роты (Ступак вывел человек тридцать и лишь семь-восемь бойцов из своей роты) старший
Лишь спустя полгода снова получил роту и прежнее звание.
С переправой не ладилось. Пасмурная погода и дождь защищали нас от авиации. Но пулеметы, а особенно минометный огонь, безжалостно выбивали людей. Разбухший от половодья поток уносил тела, зачастую не могли выплыть раненые.
Работа продолжалась ночью. Но темнота не наступала. Непрерывно взлетали осветительные ракеты и «люстры» – мины на парашютах. Ближе к полуночи мост был практически готов, оставался последний пролет.
Немецкие 80-миллиметровые мины, при всей их паскудности, не обладали большой пробивной силой. Они косили людей, ломали доски, но металлические швеллеры были им не по зубам. Тяжелой артиллерии на этом участке у немцев не было. Залитые водой низины и месиво вместо дорог не позволяли подвезти гаубицы. Но при свете ракет, когда монтировали последний пролет, на бугор, метрах в шестистах от берега, выползли три тяжелых танка Т-4 и открыли беглый огонь из своих 75-миллиметровых орудий.
Эффективность прямого артиллерийского огня гораздо выше, чем минометный обстрел. Шестикилограммовые фугасные снаряды обрушиваются на цель со скоростью пятьсот метров в секунду, вгрызаясь в преграду и разрываясь внутри нее.
Бронебойные болванки летели со скоростью восемьсот метров в секунду, свист их был жутким и оглушительным. Они переламывали бревна, перебивали металлические трубы и швеллеры.
Через десяток минут бревенчатый настил топорщился от многочисленных попаданий. Некоторые бревна разламывало на части, образовались дыры. Прогоны и сваи, на которых держался настил, были частично металлические, но большей частью тоже бревенчатые.
Взрыв переломил одну-другую сваю. Швеллер рухнул одним концом в воду, перекосило настил. Мост рушился на глазах.
Кроме танков, вели огонь три короткоствольных пехотных орудия, тоже калибра 75 миллиметров. С нашей стороны отвечали «сорокапятки», легкие полковые «трехдюймовки» и минометы. Они сумели разбить два немецких орудия. Третье, с ополовиненным расчетом, немцы откатили за бугор.
Но с тяжелыми Т-4 маломощная полковая артиллерия на таком расстоянии ничего сделать не могла. Отполз один танк, получивший повреждения, но огонь не прекратил. Танковые орудия выполнили свою задачу довольно быстро.
Через полчаса на месте моста торчало всего лишь несколько свай и единственный уцелевший швеллер. Поток уносил бревна настила и тела саперов. С переправой было покончено. Танки неторопливо уходили, посылая снаряды в стоявшие на берегу наши легкие пушки. Половина из них вышла из строя.
Горел тягач, которым подтягивали бревна, санитары торопливо вытаскивали раненых. Командир саперной роты, не обращая внимания на стрельбу, брел по берегу. Ему предстояло после короткой передышки снова начинать строительство.