Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
Под руку, как всегда, попались бронебойщики.
– Коробов, ты помощник командира взвода, медалью награжден. Глаза открой пошире, не видишь эту чешскую сучку?
Он употребил куда более матерное выражение, созвучное с названием 15-миллиметрового пулемета «Беза» чешского производства. Эта штуковина на небольшом лафете с резиновыми колесами больше напоминала автоматическую пушку, да и по мощности была близка к ней. Она кочевала по переднему краю и наносила нам неожиданные болезненные удары из укрытий. Ее тяжелые пули, покрупнее, чем у
Перед праздником расчет этой пушки-пулемета подловил группу бойцов из пополнения, которые неосторожно шагали к переднему краю во главе с таким же неопытным «шестимесячным» младшим лейтенантом. Они считали, что территория позади траншей наша, русская, и здесь можно ходить смело.
Чёртова «Беза» выпустила по ним весь магазин: сорок патронов и мгновенно сменила позицию. Я видел последствия этого обстрела – на ярко-зеленой весенней траве лежали пятеро погибших, в том числе младший лейтенант.
Пулемет пробивал тела навылет. Разрывные пули оставляли на выходе дыры в шинелях размером с ладонь, сквозь которые были видны глубокие раны, перемолотые кости. Санитары перевязывали тяжелораненых. Еще у двоих-троих шансов выжить не оставалось. Люди истекали кровью, которую трудно было остановить, кому-то разорвало кишечник, легкие…
«Безу» мне помог отыскать «дед» Черников. У него во взводе было хорошо налажено наблюдение. Он показал на молодые сосны, которые росли слишком густо. Тяжелый пулемет, изготовленный братьями-славянами в Чехословакии, стоял за передовыми траншеями и пока молчал.
На этот раз я взял в помощь расчет Родиона Шмырёва и пулеметчика Антона Бондаря. С час присматривались, разглядели блеснувший ствол, каску одного из немцев.
Проще было ударить из легкой «трехдюймовки», но артиллеристы комбатам не подчинялись. Да и командир полка Рекунков вряд ли бы дал разрешение после утреннего артобстрела снова открывать артиллерийский огонь.
– Уничтожишь? – подходя ко мне, спросил Ступак.
– Скорее напугаю, – ответил я.
– Придется другого командира отделения искать, – буркнул капитан и зашагал к себе.
Расстояние до цели составляло пятьсот метров или чуть больше. Надежды на «дегтярева» было мало. В лучшем случае он смахнет маскировочные ветки. Договорился с Филиппом Авдеевичем Черниковым, что он поможет огнем своего трофейного МГ-34.
Это была довольно авантюрная затея. Здесь, как и в случае с дзотом, мог успешно сработать миномет или легкая пушка. За неимением этого оружия Ступак снова отыгрывался на бронебойщиках.
Как я и ожидал, получилось кувырком.
Первым открыл огонь Антон Бондарь и сбил маскировку. Я отчетливо увидел торчавший из окопа ствол тяжелого пулемета, часть кожуха и ленточный магазин. Тщательно целясь, выпустил обойму, раза три выстрелил Родион Шмырёв.
От попаданий сорвало магазин, брызнули искры из лафета. Расчет сразу подхватил пушку-пулемет
Я выпустил еще пять пуль, стрелял и Родион Шмырёв. Думаю, мы вывели «Безу» из строя. Я видел, как брызгали искры от наших попаданий, но разбить тяжелый пулемет мы, конечно, не смогли.
Зато на нас обрушились сразу два-три миномета. Взрыв согнул ствол ПТР, торчавший из окопа Шмырёва. Родиона и его второго номера контузило.
Хуже пришлось расчету трофейного МГ-34. Мина разбила его прямым попаданием. Погиб опытный сержант-пулеметчик. Его помощника тяжело ранило осколками.
Вскоре все затихло. Торопливо унесли в санчасть потерявшего сознание раненого. Родиона Шмырёва и его помощника я отправил в сопровождении Паши Скворцова. Ребята почти оглохли, у Родьки текла кровь из уха. Оба шли шатаясь, их поддерживал Паша.
Когда все затихло, снова появился Ступак. Глянул на обломки пулемета, согнутое дугой противотанковое ружье. Двое ребят выбрасывали из окопа пропитанный кровью пласт земли, клочья одежды, сплющенные гильзы.
– Повоевали, Юрий Ефремович, – моргая, грустно сказал старик Черников. – Моего сержанта, как сито, издырявило, вон лежит под шинелью. Лучший пулеметчик в роте был. А троих в санчасть отправили.
Прозвучало с явным укором. Комбат ответил, словно оправдываясь:
– Война ведь, Филипп Авдеевич.
– Сегодня можно было и без стрельбы обойтись.
Ступак ничего не ответил, глянул на меня:
– Уничтожили сучку?
– Нанесли повреждения. Погибший сержант двоих фрицев из расчета уложил.
Капитан не спросил, насколько тяжело ранены и контужены трое других бойцов. Просто повернулся и пошел в свой блиндаж.
Позже я узнал от телефонистки Лены, что командир полка Рекунков выговаривал по телефону комбату:
– Ты чего в такой день шум затеял? Забыл, что делегация к нам приезжает?
– Чешскую пушку-пулемет накрыли. Достала гадина. Ну, и двух фрицев заодно прихлопнули, чтобы рот на наш праздник не разевали.
– Больше не шуми. Через пару часов приедем с представителями из Ташкента. Обеспечь их безопасность, иначе с нас головы снимут.
Настроение комбат мне безнадежно испортил. Я сходил к Черникову, немножко поболтали, выпили граммов по сто. Разгорячившись, обругал Ступака:
– Решил дуэль затеять. Хотя бы в праздник мог без фокусов обойтись!
Филипп Авдеевич рассудительно заметил:
– Если фрицев не уничтожать, войну никогда не закончим. Может, и правильно дал германцам понять, что тоже умеем бить. Хуже, когда в лобовую атаку гонят. А эта пушка давно напрашивалась. Сколько наших ребят угробила!
Мне не очень понравилось, что самый авторитетный сержант в роте защищает неуемного комбата. Но спорить не стал. Как и другие, я уважал Филиппа Авдеевича.