Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
На кордоне, кроме лесничего и нас, жили еще две большие семьи, беженцы из Крыма. Место было глухое, кругом лес, дорога до села кое-как накатанная, да две речки надо вброд переходить. Весной в период разлива жили как на острове. Речки хоть и мелкие, но бурливые.
У детей на кордоне образование обычно заканчивалось после четвертого или пятого класса. В школу начинали ходить тогда с восьми лет, а в двенадцать-тринадцать и мальчишки, и девки уже вовсю трудились по хозяйству. Отец хотел, чтобы мы получили образование. Провожал нас, переправлял на лодке.
Года два я помогал отцу, пас скотину, работал на сенокосе. Затем меня приметил бригадир лесорубов. В шестнадцать лет я был рослым и физически крепким. Предложил пойти работать на лесозаготовки. Предприятие (или артель) считалось государственным, мне срочно выписали паспорт, и я стал трудиться наравне со взрослыми мужиками.
Хвалиться не буду, но я всегда брал пример с отца. Не пил, старался работать на совесть и вскоре стал числиться в передовиках. Начальник лесоучастка помог закончить мне заочно седьмой класс и обещал дать направление в техникум.
В то же время я не хочу приукрашивать нашу жизнь. Очень не сладко порой приходилось. Умерла от сильной простуды младшая сестренка. Надеялись вылечить домашними средствами: горячим молоком с медом, дышать горячим паром над картошкой. Когда поняли, что дело плохо, кинулись за фельдшером. Пока перебрались по весеннему тонкому льду да уговорили фельдшера прийти к нам, сестренка умерла.
Старший брат Антон, которого отец очень любил, вдруг заявил, что нашел невесту, хочет жениться и переехать в село. Все можно было решить по-мирному, но Антон хорошо выпил, заявил, что больше не хочет жить в лесу, как бирюк. Нас, жителей кордона, действительно называли бирюками и поддразнивали.
Отец попросил подождать до зимы, но Антон, которого торопила невеста, твердил, что ему надо успеть до холодов привести в порядок дом. Отца крепко задело, что сын самовольно распоряжается семейным домом в селе, и они крепко поругались. Антон просто сбежал, прихватив лишь свою одежду.
Без Антона сразу стало пусто. Он был добродушный парень (лет на семь старше меня), хорошо пел, мы все любили его. Отец с матерью сходили в Гремячино, помирились с Антоном и познакомились со сватами. Сыграли свадьбу. Там я первый раз целовался с девушкой, даже ходил пару раз на свидание.
Село по сравнению с нашим крохотным поселком казалось мне веселым, уютным местом. Я решил, что тоже уеду в Гремячино или в райцентр. Антон стал работать в колхозе. Жили они бедновато, но я видел, брат любит свою жену, а это главное.
Моя мечта уехать так и не осуществилась. Умер дед, мы с отцом остались единственными кормильцами в семье. Как бросить маму и сестренок? Сестрам перед войной лет по двенадцать-тринадцать исполнилось. Заработки в семье были уже не те, хоть и не голодали (выручали лес и огород), но семья пообносилась, дом требовал ремонта.
И тут война. Как обухом по голове. Если разобраться, чего мы знали об окружающем мире? Много говорили о Гражданской войне
Пролетела Финская война, в которой погибли и поморозились несколько человек из Гремячино и окрестных сел. Финляндию мы победили, хотя, по слухам, погибли там тысячи бойцов Красной Армии.
Деревня в политику сильно не вникала. Можно было нарваться на неприятности, да и работали все с утра дотемна.
Когда-то Гитлера ругали, а Германию называли фашистской. Звучали имена борцов за свободу Эрнста Тельмана и Клары Цеткин. Потом немцы стали друзьями, в газетах исчезли карикатуры на Гитлера, а злейшими врагами стали Англия и прочие страны капитала, где нещадно мордуют рабочий класс.
Ну, а мне какая политика? Рабочий день на лесозаготовках длился часов десять. Порой ночевать домой не приходил, чтобы не шагать по снегу три или пять километров после тяжелой смены. Оставался вместе с другими в конторе, где имелось небольшое общежитие.
Кроме воскресенья, 22 июня 1941 года, когда Молотов объявил о нападении на нас фашистской Германии, запомнился понедельник, 23 июня, первый день призыва. В тот день из райцентра привезли несколько десятков повесток.
Пиликали гармошки, плакали женщины, а пьяные компании ходили в обнимку по деревне. Стучали кулаками в грудь, грозили насадить фашистов на штыки, а из репродуктора неслись берущие за душу слова новой песни «Вставай, страна огромная…». Я все это видел, потому что всей семьей пришли провожать Антона. Жена у него готовилась рожать второго ребенка. Кричала на проводах, как по покойнику.
– Да не плачь ты, Надя, – успокаивал ее Антон. – Война недолгой будет.
Долгой – недолгой, а немцы продвигались вперед быстро. Все это объяснялось в газетах вероломным и неожиданным нападением. К началу сентября немцы захватили сотни километров советской территории. Взяли такие крупные города, как Минск, Витебск, Смоленск, Чернигов. Сильные бои шли на подступах к Киеву.
От брата, да и от большинства деревенских парней вестей почти не приходило. В первые недели написали по одному-два письма, некоторые выслали фотокарточки в военной форме – и тишина, будто в омут канули. В августе был призван отец. Тоже прислал пару писем, и долгое молчание.
Мне исполнилось двадцать лет в мае сорок первого, но я пользовался отсрочкой от призыва, как работник оборонной отрасли. Длилось это недолго. В сентябре получил повестку и был призван в Красную Армию.
Два месяца учился в Инзенских лагерях в учебном полку на пулеметчика. Строевая подготовка, уставы, политзанятия, строили бараки – казармы для новобранцев. Стреляли из боевых винтовок всего один раз – три патрона на человека.
– Много мы чему научимся, – бурчали недовольные парни. – Поэтому и бьют нас немцы.