Я – бронебойщик. Истребители танков
Шрифт:
Закопченный, с автоматом в руке, тот кивнул в ответ.
– Наши с тыла обходят. Пулемет башку не даст поднять. Попробуем гранатами забросать.
На другом конце хутора, куда подошли мы вместе со взводом Черникова, шла частая стрельба. Второй и третий взводы обложили полукольцом траншею и орудийные капониры. Из укрытий били два пулемета, изредка вылетали мины.
Из-за обвалившегося дома выкатилось уже знакомое нам штурмовое орудие. Дважды выстрелило из пушки и, прикрываясь пулеметным огнем, снова ушло в укрытие.
Я
– Пулеметчиков из подвала выкуривали, – отрывисто рассказывал сержант. – Потом фрицы в контратаку пошли, пришлось отбиваться. Гляжу, Сашка дергается и голову поднять пытается. Я его перевернул, а он глаза открыл, губами шевельнул – и умер. Пуля голову и каску насквозь пробила.
– Расчет Родиона целиком накрылся, – сообщил я. – Прямое попадание снаряда. Самоходка их уделала.
– Вы ее повредили маленько. Экипаж в двигателе копался. Потом выползла. Снаряды точно кладет, а я ее никак не возьму. Пули рикошетят. И пулеметы толком прицелиться не дают.
– У тебя патроны усиленные остались?
– Откуда? Их всего пять штук было, – ответил Егор. – Простых и то не больше десятка.
– Ладно, веди огонь отсюда. Мы с Пашкой обойдем сад, попробуем с пригорка «штугу» достать.
Я доложил Евсееву, что зайдем с фланга. В лоб самоходку трудно взять.
– Броня, видать, утолщенная, да еще гусеничных звеньев понавешали.
– Там, на бугорке, наши окопались с ручным пулеметом. А самоходку, если пулями не возьмете, придется гранатами взрывать. Садит из пушки крепко, не дает продвигаться.
Мы добежали до бугра. В стрелковой ячейке лежали два мертвых тела. Немцы забросали пулеметный расчет минами, одна из которых взорвалась прямо в окопе.
Антон Бондарь смотрел на убитых застывшими глазами. Смертей, которых он нагляделся за сегодняшний день, ему, видно, хватило с избытком. Час назад разорвало прямым попаданием Родиона Шмырёва с помощником, а теперь вот пулеметный расчет.
И позиция удобная, снизу не видно. А вот влетела мина, всего-то девятьсот граммов весом, и обоих наповал. У одного из пулеметчиков был разорван бок, а у другого измочалена рука и снесено осколками лицо. Осталась плоская жуткая маска без носа и глаз. Я чувствовал, как трясется рука, которой придерживал ствол ружья. За спиной тяжело вздохнул Паша Скворцов.
Смертельно раненные пулеметчики пытались выползти из своего окопа. На это им уже не хватило жизни. Так и остались лежать в луже крови, а между ними «дегтярев» с расколотым прикладом и отброшенный в сторону смятый диск.
– Антон, пошли, – поторопил я сержанта.
Но Бондарь не двигался с места. Возможно, представлял, что такая же судьба уготовлена
– Слышь, Андрей, место пристрелянное, побьют нас тут.
Я не успел ответить.
– Эй, ребята! – окликнул нас чей-то голос. – Сюда бегите, только пригибайтесь. Фрицы постреливают.
Из кустов смородины, метрах в двадцати, нам махал рукой красноармеец. Мы подбежали и спрыгнули в хорошо замаскированный просторный окоп.
– Тут у тебя такое укрытие, а почему пулеметчики почти на открытом месте лежат? – спросил я. – Ячейка полметра глубиной.
Красноармеец рассказал, что, когда их послали сюда, просторный окоп они не заметили. Его немцы вырыли, но убежали. Стали копать ячейки, угодили под минометный огонь.
– Ребят-пулеметчиков убило, – рассказывал щуплый красноармеец в каске, слишком большого для него размера, сползающей на нос. – Я убежать хотел. Чего мне здесь одному делать со своей трехлинейкой? Потом набрел на это укрытие, сижу, наблюдаю.
– Или прячешься, – уточнил я.
– Нет, не прячусь, стреляю даже. Вон гильзы лежат.
Меня удивила слишком большая, не по размеру каска.
– Ты же в ней ничего не видишь!
– Что надо, разгляжу. Я ее на шапку натянул. Говорят, так голова лучше защищена. Осколки в овчине застревают.
Нашему появлению щуплый боец в несуразной каске обрадовался. Но героем он явно не был. Узнав, что мы выслеживаем немецкую самоходку и собираемся ее уничтожить, забеспокоился:
– Я, пожалуй, пойду. Мешать вам только буду.
– Сиди, – цыкнул я. – Лучше затвор протри у своей винтовки.
«Штугу» я пока не видел, но разглядел вверху минометный расчет в неглубоком окопчике. Позвал Антона Бондаря:
– Видишь минометчиков?
– Ну, вижу.
Двое немцев в касках опускали в ствол мины. Короткий хлопок и звон набирающего высоту «огурца». Через некоторое время взрыв, следом другой, третий.
– Выберись на бугор и врежь по ним. До них метров двести. Из «дегтярева» ты их возьмешь.
– На бугре укрытий нет. Что, мне к мертвым пулеметчикам ложиться?
– Там моя ячейка осталась, – сказал красноармеец. – И воронка просторная от снаряда.
– Ты чего лезешь? – недовольно пробурчал сержант.
– Быстрее, Антон. Сам знаешь, как нас минометы достают. А отсюда стрелять нежелательно. По самоходке внезапно надо ударить.
Бондарь вылез наружу. За ним следовал второй номер, он тащил металлический футляр с запасными дисками.
Вскоре мы услышали очереди из «дегтярева». Пристрелочную и длинную, на половину диска. Трассы шли выше. Опустошив с ходу один диск, Бондарь двумя-тремя очередями выпустил второй. Притихшие было минометчики снова взялись за дело. Работали сразу два 50-миллиметровых миномета. Я понял, что Бондарь толком не целится, опасаясь вызвать на себя огонь.