Я была Алисой
Шрифт:
Мне хотелось подойти и успокоить его, сказав, что все хорошо, — как я неоднократно это делала в детстве. Мне было больно видеть тоску мистера Доджсона и знать, что только я в силах его спасти. Но теперь между нами не было того, что раньше, и никогда уже не будет, и каждый из присутствовавших здесь, в необычной комнате под стеклянной крышей со странными костюмами и раскрашенными в неестественные цвета сказочными декорациями, знал этому причину и тяготился ею.
Лишь один человек сейчас не чувствовал невыносимого бремени прошлого.
— Почему бы вам немного не откинуться назад? — услышала я голос и обратила невидящий взгляд в том направлении,
Мама откашлялась, и я резко открыла глаза. Мистер Доджсон удивленно взирал на нас. В его взгляде, кроме удивления, читалось и что-то еще, какое-то другое чувство, понимать которое я не хотела. Я вспыхнула и мягко отстранилась от Лео. Сдерживая дыхание, я выпрямилась в кресле, наклонила голову вперед и посмотрела исподлобья, выискивая глазами некую нейтральную точку на стене за фотокамерой, где я могла бы остановить взгляд.
«Смотрите на меня, Алиса. Смотрите только на меня», — странным эхом отдалось у меня в ушах. Я не понимала, кто это говорил и говорил ли вообще: может, до меня долетали воспоминания из другого времени и пространства. Я уперлась взглядом в стену и заставила себя не двигаться.
Мистер Доджсон снял колпачок с линзы и тихим, монотонным голосом сосчитал до сорока пяти. Одним быстрым движением вытащив стеклянную пластинку, он поспешил с ней в темную комнату. Я выдохнула (должно быть, я до сих пор сдерживала дыхание) и поднялась с кресла. В отсутствие мистера Доджсона в нашей компании вдруг воцарилось неловкое молчание. Даже Лео не знал, что делать.
— Ну вот, готово. — Мистер Доджсон появился из темной комнаты. Прихрамывая, он прошел к тому месту, где оставил сюртук и перчатки, и снова надел их.
Мы молча следили за ним, все еще чего-то ожидая. Сделали мы то, что должны были сделать? Или что-то упущено? Что-то было недосказано?
Конечно, было. Атмосфера стала гнетущей от невысказанных слов. Слова обвинения, мольбы, разумных доводов, вопросов носились в воздухе этой светлой комнаты, так что мне наконец захотелось закрыть уши. Даже Лео, казалось, почувствовал их, ибо неловко переминался с ноги на ногу, тихо покашливая.
— Я больше не печатаю свои снимки сам: отправляю их в лабораторию, — наконец проговорил мистер Доджсон. — Как только они будут готовы, тотчас пришлю вам.
— Хорошо, хорошо… не знаю, как вас благодарить. — К Лео наконец вернулось самообладание. Он обменялся рукопожатием с мистером Доджсоном. — Я, право, с большим нетерпением буду ждать готовые снимки. Мы с вами должны чаще видеться. Быть может, теперь встретимся на одном из многочисленных милых вечеров, которые так часто устраиваются в доме декана? — Он обернулся к маме.
— Разумеется, — ответила она ровным ледяным голосом.
Мистер Доджсон поклонился, но едва заметная кривая улыбка на его лице говорила, что приглашения он не ждет.
Мы оставили хозяина дома в гостиной. Стоя перед камином к нам спиной, он, протянув к огню, грел затянутые в перчатки руки.
Когда через неделю пришла фотография и я распаковала обертку, у меня замерло сердце: какую невидимую часть моего существа запечатлел его фотоаппарат на сей раз?
Печальную, запутавшуюся; ту часть меня, что требовала спасения. Мои глаза уныло смотрели мимо камеры, лицо было
Неужели это все, что мне останется от Лео, думала я, внезапно вернувшись к ужасной неопределенности в настоящее, где страх был таким же гнетущим, как и невысказанные обвинения прошлого. Однако, решительно тряхнув головой, я прогнала прочь свои беспорядочно роившиеся мысли, покрепче сжала перо в руке и приступила к письму, которое от меня ждали, к размеренному и продуманному посланию дочери декана любимому студенту.
ЕГО КОРОЛЕВСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ ПРИНЦУ ЛЕОПОЛЬДУ
Дорогой сэр!
С великим беспокойством я пишу Вам, чтобы справиться о Вашем здоровье и сказать, что Вашим друзьям здесь, в Оксфорде, Вас очень недостает. Праздничные дни прошли почти незаметно, ибо каждый из них был омрачен известием о Вашей болезни. Спешу сообщить, что папа очень обеспокоен и, как говорят, при получении последнего письма от Вашего секретаря о Вашем состоянии все бормотал себе под нос: «Милый друг, милый друг…»
— Алиса? — Эдит тихонько постучала ко мне в спальню и, открыв дверь, просунула голову внутрь. — Не помешаю? Мне показалось, тебе хочется с кем-то пообщаться.
— Есть какие-то письма? Новости? — Я вскочила со стула и чуть было не зашвырнула перо в угол комнаты, однако вовремя взяла себя в руки и сунула его в чернильницу. Подбежав к двери, я втащила Эдит в спальню, так крепко схватив ее за руку, что сестра вскрикнула.
Деликатно высвободившись, она обняла меня за плечи.
— Мне жаль, милая, но папа сегодня еще не получал писем. — Я послушно позволила сестре подвести себя к мягкому креслу у камина. Усадив меня, Эдит опустилась на колени рядом и взяла меня за руки. — Алиса, твои руки как лед! — Она начала энергично растирать их. — Ты сегодня ела?
— Не помню. — Тупо уставившись на огонь, я ничего не видела перед собой — лишь слышала тихое потрескивание тлеющих углей. Перед глазами стояла лишь одна картина: лежащий на постели Леопольд. Его лицо бледно, его прекрасные, добрые глаза закрыты, а роскошные золотые ресницы касаются щек; возможно, он умирает…
Зажмурившись, я отвернула голову, но не смогла сдержать слабого стона, исторгшегося из самого сердца. Я так долго сдерживала свои истинные чувства, что каждый мускул, каждая часть моего тела обнажились и затвердели. Почему я не могла быть там? Почему не могла сесть в карету… нет, не в карету — в поезд! — и помчаться в Осборн, затем украсть лодку и, сев на весла, самостоятельно доплыть до острова, подойти к дому и потребовать, чтобы меня провели внутрь?
Я пала духом. Только сейчас я осознала истинное значение этих слов, ибо дух мой действительно пал, измученный тревогой. Порой мне казалось, я не выживу, сердце мое разорвется, не сможет более выносить страх и тоску. Молчал мой голос, но только не сердце. Каждый его удар был воплем.
— Мама желает, чтобы сегодня вечером ты спустилась к ужину, — мягко сказала Эдит, поглаживая мои руки.
— Желает?
— Велит, если хочешь. Она против того, чтобы ты и дальше оставалась у себя. Ты же знаешь, что она об этом думает. И боюсь… боюсь, ей не хочется видеть тебя в плохом настроении, поскольку она не признает твои истинные чувства к принцу.