Я++: Человек, город, сети

Митчелл Уильям Дж.

Кроме того, в постоседлом пространстве переосмысливается состояние бездомности – то, что в оседлом обществе является горькой участью лишенного места жительства и маргинализированного элемента. Сегодня отсутствие постоянного жилища перестает быть фундаментальной характеристикой этого состояния, уступая место отсутствию прав доступа. Если вы не можете позволить себе приобрести или как-то иначе добыть такие права, если вы занесены в черный список, если потеряли свои карточки и мобильное оборудование, забыли пароли,

утратили ярлык RFID, да просто если у вас сели батарейки, вы – подобно тем незадачливым исследователям Австралийской пустыни – оказываетесь посреди недоступного изобилия.

Узловая личность

Хорошо это или плохо, но я теперь не только пространственно расширенный киборг, но и постоседлый – и не потому, что я становлюсь все более похож на биоробота (за исключением пары вставных зубов, я по-прежнему пользуюсь своим слегка изношенным исходным оборудованием), а потому, что я всегда на связи³⁸. Я неотделим от постоянно расширяющихся и непрерывно меняющихся сетей, но при этом они никак не сковывают моих действий. Помимо обеспечения моего физического выживания сети образуют и структурируют каналы моего восприятия и деятельности – мои средства познания мира и влияния на него. Они стали постоянным и неизбежным посредником в моей социальной, экономической и культурной жизни. Для функционирования моего сознания они теперь важны не меньше, чем нейроны.

Иногда эти протяженные поточные системы требуют от меня предоставить идентификатор моего мобильного тела, а иногда, напротив, препятствуют моей идентификации. Остановившись отлить в писсуар, я использую узел сети, разделенной по половому признаку, тем самым обозначая свой пол. Проходя через секьюрити в аэропорту или пользуясь банкоматом, я должен не только объявить свое имя, но и представить документальное подтверждение своего права его использовать. Если я ношу ярлык RFID или же подвергаюсь (возможно, без моего ведома) биометрической проверке, мои особые приметы открыты для наблюдателя. Но если я надену маску и перчатки, они будут уже не так заметны. В интернете же, как отмечалось уже бесчисленное количество раз, никто не знает, кто я на самом деле. По мере искусственного расширения моего тела за пределы оболочки из плоти размываются признаки пола, расы и даже биологического вида³⁹. Оно может обзавестись множеством иногда противоречащих друг другу псевдонимов, масок и прикрытий. Его личины и аватары в определенном контексте могут быть неоднозначными и обманчивыми – например, когда я выбираю себе электронную оболочку для участия в компьютерной игре. Само его местоположение может не поддаваться определению, оно может скрываться за схемами шифрования и прокси-серверами⁴⁰.

Чтобы осознать все это, нужно больше, чем теория

расширения Маклюэна, и однозначно больше, чем могут предложить нераскаявшиеся надуватели доткомовских пузырей. Дело не только в том, что наши сенсоры и рабочие органы контролируют все большие пространства, что паутина наших взаимосвязей все шире и динамичнее, а наши мобильные телефоны и пейджеры всегда при нас; мы переживаем фундаментальный сдвиг субъективности⁴¹. Как лаконично сформулировал Марк С. Тейлор, «в зарождающейся сетевой культуре субъективность приобретает свойства узла, я подключен к другим объектам и субъектам таким образом, что становлюсь собой, субъективируюсь в них и через них, так же как и они становятся собой во мне и через меня»⁴². Я более не являюсь неизменной и обособленной личностью. Мои пространственно-временные координаты размыты и неопределенны. Мои сетевые расширения пересекаются и накладываются на расширения других.

Мудрецы-гуманисты могли, усмехаясь в усы, заявлять, что настоящий предмет изучения человечества есть сам человек. Такая непререкаемая убежденность смотрится неуместной в нашу пост-что-бы-там-ни-было эпоху; категории «человечество» и «человек» заметно поизносились, а сама идея «изучения» (учеными?) представляется глубоким анахронизмом. Сетевым исследователям вроде меня – тем, кто составляет тексты на беспроводных ноутбуках, пишет на бегу, беспрестанно смещает и множит географические и электронные точки зрения, таскает с собой цифровые камеры, углубляется в мировую паутину в поисках источников, идет по следу в сетях цитат, перекрестных ссылок и гипертекстовых связей, рассылает поисковых роботов, копается в метаданных и отслеживает потоки электронной почты и мгновенных сообщений – уместным предметом исследования видится электро-кочевой киборг⁴³.

Многие могут оплакивать уход в небытие (по-видимому, существовавшего до TCP/IP, HTTP и RFID) предмета изучения либерального гуманизма и его жрецов. Последователи Хайдеггера и прочие критики модернизма могут брюзжать о тоталитарных технологиях и якобы характерном для киборга отчуждении. Исследователи пола, расы и политической экономии напомнят (и вполне оправданно), что далеко не все подключены к сетям в одинаковой степени и одинаковым образом. Специалистов в области обороны и безопасности волнует (что весьма объяснимо) возрастающий деструктивный потенциал сетевых взломщиков и хакеров. Те, кто предпочитает жизнь попроще, могут вытащить штепсель и затеряться где-нибудь в Айдахо. Но для конкретно этой узловой личности начала XXI века отключение подобно ампутации. Я часть сетей, а сети – часть меня. Меня можно обнаружить в результатах поиска. Меня видит Google. Я на связи – значит я существую.

Конец ознакомительного фрагмента.