Я диктую. Воспоминания
Шрифт:
А в заключение комиссар сказал:
— Пожалуй, наряду с убийствами из ревности это самое распространенное преступление.
Склочница никогда не торопится. Она выжидает, сколько положено, и только тогда выходит замуж за своего сожителя; даже если злые языки и пустят по округе слушок, доказательств-то нет. Известно, что в земле всех кладбищ содержится некоторое количество мышьяка.
А вот убийства из ревности гораздо чаще совершают мужчины, нежели женщины, и в каждом случае это происходит по-разному.
Эзоп, когда его спросили, что в мире лучше всего,
— Язык.
А когда его тут же спросили, что хуже всего, ответил столь же лаконично:
— Язык.
То же можно сказать и о любви.
Любовь, как майонез, либо удается, либо нет. К несчастью, любовь, которая не удалась, нельзя в отличие от майонеза подправить, добавив капельку прованского масла или еще один желток.
Любовь или чувство, которое за нее принимают, прокисает, портится все сильней и наконец, окончательно прогоркнув, превращается в ненависть.
И тут уж до трагедии всего один шаг.
В трагедиях на почве ревности убийца, будь то мужчина или женщина, редко пользуется отравой. Чаще всего орудием убийства становится дамский револьвер с перламутровой рукояткой калибра шесть миллиметров или кухонный нож.
Я знаю множество случаев, когда охваченный яростью мужчина хватал подвернувшийся под руку нож и наносил десять, двадцать, а то и тридцать или тридцать пять ударов.
Для таких у присяжных никогда не находится смягчающих обстоятельств. Один удар ножом, пожалуйста. Это вполне приемлемо и не настолько уж сенсационно. Но тридцать — это скорей смахивает на бойню; такое никак не укладывается в голове у нормального человека.
По закону для признания человека виновным необходимо, чтобы в момент совершения преступления, на которое его толкает непреодолимое побуждение, он находился в здравом уме.
Отравительница действует в течение долгого времени: она наблюдает, как страдает и чахнет ее жертва, но это не мешает ей подсыпать мужу новые порции яда.
И человек, пустивший пулю в жену или любовницу, скорей всего, действовал в здравом уме, равно как и тот, кто прикончил ее одним-единственным ударом в сердце.
Но для того, чтобы нанести двадцать или тридцать ударов, надо поистине не владеть собой, впасть в состояние предельного ожесточения.
Однако именно такой убийца дороже всего и расплачивается, хотя зачастую жертва в течение долгих лет доводила его до отчаяния, так что в конце концов он не выдержал.
Так наряду со стервами существуют и стервецы.
Среди тех и других имеются подлинные профессионалы, для которых убить все равно что выкурить сигарету. За свое полнейшее безразличие к чужой жизни они получили у газетчиков кличку «монстры». Но психиатры высказывают иное мнение, когда, запинаясь, докладывают в суде результаты обследования подобных типов.
Существуют чудовища, которые убивают ради убийства, как существуют глухонемые, слепые от рождения, хромые, горбатые и т. п.
Но глухонемым и горбатым не отрубают голову.
Из книги «Говорят, что мне семьдесят пять»
5
Несколько дней тому назад во французских газетах был опубликован текст нового закона; он должен еще пройти через обе палаты, но, несомненно, будет принят. По этому закону у человека, умершего в больнице, клинике или у себя дома, врачи смогут взять любой орган, который им понадобится для пересадки другому пациенту.
Разрешения от семьи покойного не понадобится, и она не сможет этому воспрепятствовать. Однако если, умирая, человек письменно выразит свою волю и запретит после смерти брать у него органы для пересадки, она будет исполнена.
Закон не оговаривает, будут ли наследникам платить за почку — одна больница в Париже ежегодно производит четыреста трансплантаций почек, и это только начало, — за здоровое сердце, глаз, ухо и т. п.
В эпоху, когда всему есть цена, все продается, было бы вполне резонно, если бы отец многочисленного семейства, не имеющий состояния, мог завещать жене и детям вместо денег стоимость своей печени, желудка, стольких-то квадратных сантиметров кожи.
В двадцатые годы один из самых нашумевших бестселлеров назывался «Твое тело принадлежит тебе». Там рассказывалось о женщине, правда, не мертвой, а вполне живой и жадной до телесных радостей.
Его автором был Виктор Маргерит. Находчивые книготорговцы выкладывали на прилавки один-два экземпляра этой книги, отметив закладками наиболее пикантные страницы.
Она вызвала настолько громкий скандал, что Виктор Маргерит, бывший не то кавалером, не то даже офицером ордена Почетного легиона, лишился этого звания.
Цена человека? В разных странах это выражение имеет разный смысл. Например, в Соединенных Штатах, говоря о ком-нибудь, вас могут совершенно спокойно спросить:
— Сколько он стоит?
Никого не интересует, кто этот человек — ученый, великий поэт, гениальный музыкант, благодетель человечества или обыкновенный негодяй. Сколько он стоит? Пятьсот тысяч долларов? Миллион? Несколько сот миллионов? И неважно, что он делает или чем торгует.
Вопрос этот задают, как правило, только когда речь заходит о богатых. Там не говорят:
— Он стоит пятьсот долларов.
И уж подавно:
— Он не стоит и цента.
В Голливуде, если речь идет не о киномагнатах, счет идет чуть-чуть иначе. Об актрисах, актерах, режиссерах спрашивают:
— Сколько он получает за фильм?
— Пятьсот тысяч долларов? Миллион?
Это несколько напоминает биржу. Цена кинозвезды зависит от сборов, которые сделал последний фильм с ее участием, и в течение месяцев может удвоиться или упасть вполовину.
Есть там и низкооплачиваемые: сценаристы, авторы диалогов, ассистенты, рекламисты и т. п. Заработки у них не столь сногсшибательные, но зато более стабильные: от пятисот до двух тысяч долларов в неделю, а в иных случаях и выше. Каждая категория образует замкнутую группу; пятисотдолларовые и пятитысячные не общаются между собой, живут в разных районах, ведут различный образ жизни.