Я - дирижер

Мюнш Шарль

А публика? Как выражает она любовь к музыке? Ее энтузиазм в Лондоне выражается иначе, чем Буэнос-Айресе. Если вас освистали в Чикаго - это успех, но не принимайте эту манифестацию за успех в Манчестере. Если публика без единого слова встает в Мехико по окончании концерта - это свидетельство наивысшего удовлетворения и приглашение бисировать последнюю пьесу. Наконец, то что вам кажется триумфом в Мадриде, может быть самым банальным успехом, ибо там не скупятся на аплодисменты;

но если в Амстердаме вас огорчат скупо отмеренные аплодисменты, то для строгой Голландии это теплый прием. Меняя широты, рискуешь принять за восторг то, что может быть свидетельством неуспеха, и впасть в отчаяние от того, что по зрелом размышлении может оказаться победой.

Нужно обладать твердым рассудком, философски воспринимать испытания, иметь стальные нервы, чтобы выстоять под непрерывным переменчивым - то горячим, то ледяным - душем, льющим на протяжении всех дней и ночей постоянной работы.

Как далеки мы от людей той профессии, которая позволяет позабыть все заботы, заперев двери бюро в шесть часов вечера!

Такое непрерывное напряжение сил было бы невыносимо, если бы не умерялось никаким отдыхом. Чаще всего кончаешь тем, что, поглощенный неотложными заботами, отказываешься от необходимой разрядки. Но было бы большой ошибкой подчиниться этому полностью.

Не следует забывать, что профессия исполнителя требует напряжения, хоть и отличного от того, какое выпадает на долю композитора, но сравнимого с ним. Нужно всегда сохранять свежее восприятие, нужно, чтобы сердце было открыто для новых эстетических идей. И я не верю, что человек может бесконечно тратить, расточать свои нервы и силы душевные без возможности в свою очередь пополнять их, обогащать эти силы и сохранять живительный контакт с остальной частью мира.

Растение, выдернутое из земли, даст еще, может быть, свой последний цветок, но скоро зачахнет, увянет и высохнет. Для того чтобы петь, нужно жить.

Каждый дирижер, каждый артист знает, что дает ему жизненную силу. Когда у меня находится пять минут свободных, я сбегаю к антикварам и, переходя от лавки к лавке, наслаждаюсь возможностью просто смотреть и мечтать.

Увы, эти часы разрядки отсчитаны скупо! Вы переезжаете из города в город, даже не имея времени зайти в музей...

Есть еще чтение. Спится спокойнее после нескольких: минут, проведенных наедине с хорошей книгой - Сименоном, каталогом картин или художественным журналом.

Ничего нет полезнее, чем перемена занятий. Партия в гольф, несколько партий белота [13]– и вы уже другой человек!

Не будем забывать, что публика переменчива,

непостоянна, неверна. В этом она права, ибо зачем же ей: заниматься филантропией и поддерживать тех артистов, которые уже ничего ей не дают.

В течение нескольких лет утверждают, что установилась некая всемирная стандартизация вкусов публики. В очень значительной мере происходит унификация склонностей, стремлений, тенденций и эстетических убеждений. Хорошо ли, плохо ли это? Сейчас еще рано об этом судить, я оставляю это на долю музыкальных критиков, которым следовало бы не довольствоваться миссией полисменов, сигнализирующих об опасности на; дорогах и указывающих нам лучший путь, в обход препятствий, а стать “катализатором” в мире музыки. Лично мне ничего от них больше не нужно.

13

Белот– карточная игра. Играют вдвоем, колодой в 32 карты (без шестерок)

Но это “ничего” очень важно. Как бы они помогли нам, бережно и любовно выявляя нарождающиеся таланты! У дирижера нет времени для знакомства с тысячами партитур, ежегодно появляющимися на пяти континентах. Но хорошая статья обратила бы наше внимание на те сочинения, которые стоит извлечь из кипы, взгромоздившейся перед нами.

Доброе сотрудничество между критиками и артистами могло бы внести очень многое в музыкальную жизнь.

В принципе я отношусь к критике сдержанно. Каждому человеку свойственно ошибаться. Это верно в отношении дирижеров. Столь же верно это и по отношению к критикам.

Не такая уж это беда, если время от времени читаешь, что ты спятил, но если господа журналисты говорят нам, что мы делаем свое дело скверно, то им следовало бы по крайней мере потрудиться объяснить, почему. Это случается крайне редко, и мне часто кажется, что они были бы весьма недовольны, если бы мы потребовали объяснений! Что касается лично меня, то я все еще жив, невзирая на то, что меня много раз “убивали”...

Во всяком случае, я взял за абсолютное правило никогда на критику не отвечать, даже если она искажает очевидную истину. Никакой пользы в этих эпистолярных или газетных схватках, в сущности, нет.

Только публика пишет нашу историю, только ей в конечном счете дано определить подлинные шедевры и их великих исполнителей. Она требовательна. И для того чтобы сохранить ее дружбу, есть только один способ, веский, безошибочный, эффективный: любить музыку больше всего на свете, служить честно и радостно своему прекрасному ремеслу!