Я для тебя всегда онлайн
Шрифт:
Второе одиночество носит сильное имя Александра. Ей пятьдесят, она главный бухгалтер на крупном предприятии. Решительная, волевая и целеустремлённая женщина. Свободная и самодостаточная. Всё сделавшая для собственной карьеры. Семья ей не нужна. Спеша на любимую работу, на которую принципиально приходила первой, женщина перебегала дорогу, чтобы успеть на уходящий автобус и попала под этот же автобус. У неё сложный перелом ноги и уже вторую неделю Александра лежит на вытяжке. Целый день у неё звонит телефон. Женщина почти незаменима, никто хорошо не знает её работы, поэтому требуется частая консультация. Да и сама женщина старается не пропустить ни одной минуты из жизни любимого предприятия. Ей часто приносят передачи
В шесть утра к нам приходит другая санитарка с кувшином в руках. Как и положено, в перчатках. Подставляет под каждую из нас судно и подмывает. Естественно, не меняя перчатки. Мне не хочется думать, сколько человек она перемыла этими перчатками до нас и меняла ли их после вечерней мойки коридорного пола. В первое утро моего пребывания в больнице младший медицинский сотрудник хотел умыть мне и лицо. Я отказалась. Теперь лицо мне умывает Марк. От утренней процедуры с общими перчатками и холодной водой из-под крана (тёплая в нём тоже есть, но её предварительно нужно спустить), я тоже уже отказываюсь. Марк просит работающих вечером палатных медсестёр. В отделении есть душевая и биде, которыми практически никто не пользуется. Лежачие больные, по понятным причинам не дойдут, а ходящих здесь почти не держат. Медсёстры проделывают интимную процедуру в стерильных перчатках и помогают мне вытереться. За это я опускаю в кармашек их модельных униформ хрустящую бумажку. Девочки стеснительно ойкают «не надо», но назад в мой карман не возвращают.
Именно в эти моменты общей гигиены лицо железной леди Александры выглядит особенно жалким и несчастным. Впрочем, с каждым днём звонков по работе становиться всё меньше и меньше, как и пакетов с фруктами. Например, сегодня ещё не было ни того, ни другого. Коллеги освоили работу и больше леди Александра стала никому не интересна. Только утренней санитарке, да и то в качестве дополнительной и обременительной работы.
Третье одиночество нашей палаты не имеет ни имени, ни диагноза, ни возраста. Скорее всего лежащей у дверей женщине от семидесяти пяти, до восьмидесяти. Она не разговаривает. И врачи к ней почти не подходят. Единственный начальник нашей палаты — та же санитарка, умывает несчастную раз в три дня. В остальное время только задерживается возле кровати на несколько минут, послушать, дышит ли ещё совершенно никому не нужная и неизвестная пациентка.
А я часто задерживаюсь взглядом на самой тихой и спокойной соседке по палате. Это не тень, не бездушный предмет мебели. Это человек! Ловлю себя на мысли, что хочется выйти на коридор и закричать в голос:
— Люди, да что с вами такое стало!!! Почему вы такие жестокие и чёрствые! Подойдите, посмотрите, здесь тоже лежит такой же, как вы — живой человек, имеющий право на такое же человеческое отношение к себе.
Но я молчу. Одиночество всегда молчаливо. Здесь я узнала самую страшную его грань. Когда толпа перестаёт видеть в тебе человека.
— Привет, — в палату заглядывает Марк. Он не в форме врача, лишь сверху наброшен белый халат.
— Привет, — чуть растеряно отвечаю я, так как Алинин сосед был с утра. Сегодня ночью у него дежурство. — Тебя вызвали раньше? Что-то случилось?
— Нет, за тобой приехали. Вы здесь начинайте собираться, а я оформлю документы.
Поднимаю голову, ожидая увидеть подругу. Неужели ей дали раньше отпуск? Но, выпустив Марка из тесной палаты, в
— Солнышко, — Кирилл садится рядом со мной и пытается обнять за плечи. Я также медленно отодвигаюсь. Мужчина хмурится. — Больно, маленькая? Я так хочу тебя обнять. Как к тебе прикоснуться?
Я краснею.
— Не больно. Но ты такой чистенький. А у меня голова грязная и пахну я плохо. И одежда не свежая. Зачем ты приехал, Кирилл? Если из-за того, что за рулём была Анжелика, то я на тебя не обижаюсь. Ты не виноват, что так получилось.
— Софи, — он вновь обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Касается ладонью моих немытых волос и прижимает голову к своему плечу. — Ну о чём ты думаешь, солнышко? Сейчас приедем домой и тебя искупаем. Я бы приехал сразу, если бы знал. Почему же ты мне ничего не рассказываешь? Я для тебя всегда онлайн, солнышко. Сколько уже раз я об этом говорил.
— Я помню, Кирилл. Но это совсем другое…
— Давай собираться. У нас ещё будет достаточно времени поговорить.
Я киваю головой, но не могу найти в себе сил отстраниться от него. Он приехал! Бросил всё и приехал! Не прислал курьера с цветами или фруктовым набором, не сослался на дела. Он просто сел на самолёт и прилетел. Ко мне. Из Москвы. Я поднимаю голову и наши губы встречаются. В этом поцелуе нет страсти, лишь глубокая нежность. Он со мной. Всё ещё со мной.
— Все живы? — со стандартным вопросом в палату заходит кухонная раздатчица. Обед принесли в два, а уже половина четвёртого. Несколько минут женщина оценивающе оглядывает Воронцова, гадая, кто он, так как посетителей не пускают. Решив, что это кто-то из приближённых к заведующему отделения, сотрудница оставляет комментарии к нашим персонам при себе и начинает кормить третью безымянную соседку. Но сегодня даже жидкий гороховый суп вытекает у несчастной изо рта. Санитарка злиться, тихонько материться и трёт жёстким полотенцем рот безымянной пациентки.
— Арефьева, вы поели? — решает сорваться на мне, забыв о присутствии Кирилла.
Супом меня покормила Татьяна Николаевна. Второе блюдо под названием «плов», состоящее из разваренного риса и кусков жирного сала вместе с кожей, съела Александра. Если Татьяне Николаевне через день дочки умницы передавали магазинные котлеты, то фрукты для леди Александры уже закончились. Все причастные отметились и благополучно забыли.
— А молодой человек посуду отнести не мог? — не умолкает санитарка. — У нас здесь не санаторий, а больница. Государственная, между прочим. За копейки работаем.
— Вот, возьмите, — ошарашенный Воронцов достаёт из кошелька крупную купюру, и кухонная работница, ловко засунув её в собственный карман, удаляется, гремя пустой посудой.
— Кирилл, давай скорей уйдём, — прошусь я. — На вешалке висит пакет, там моя одежда.
Мужчина снимает пакет, поворачивается и неожиданно наклоняется над неподвижной соседкой.
— Простите, я вас не слышу, — произносит он.
— Кирилл, она не разговаривает, — говорю я.
— Что-то шепчет, — качает головой он. — Может, ей врача позвать?
— Нам бы кто позвал, — кривит губы леди Александра. — Я, конечно, извиняюсь, но вы, случайно не из медиков?
— Нет. И рядом не стоял, — признаётся мужчина и выворачивает содержимое пакета на кровать. — Давай, солнышко, собираться.
— Сначала трусики, — шепчу я.
— А почему ты ходишь без трусиков? — удивляется он.
— А как мне в туалет ходить? Кто мне их снимать будет? Чуть локтем рубашку приподняла, прижала и можно на унитаз сесть, — пытаюсь объяснить.
Кирилл натягивает мне трусики, после чего джинсы. Снимает халатик, рубашку и застёгивает лифчик.