Я должен стать Главным Героем или…
Шрифт:
Одно радовало, записка в моем кармане вернулась к прежнему виду. Геройский поступок был совершен, я продолжал следовать канону.
Грузовик-кун сообщает:
Девушка так испугалась Ильи потому что кровь чертей наполнена темной магией и растворяет плоть, как вода сахарную вату, и даже прожигает железо. Но нашему придурку повезло, потому что сражался он с демоном уже после рассвета, когда они становятся невероятно слабыми,
Глава 3
Отделали меня знатно. Я лежал в горе какого-то мусора, куда меня воткнула головой вниз охрана, лежал, и думал о вечном.
Буквально через полчаса после того, как я отпилил ножом черту башку, после чего взвалил на плечо бездыханное тело девчонки, мне удалось выйти к бойцам местной самообороны. Пара солдатиков, завидев меня, всего в черной крови, злого и уставшего, с торчащей над плечом жопкой, затянутой в компрессионный костюм, как-то очень засуетились. Довольно быстро мне дали воды, девицу привели в чувство, а через еще четверть часа к позиции прибыл целый кортеж тонированных в хлам автомобилей.
Нет, честно, когда я говорю тонированные в хлам — я это и имею в виду. Стекла были настолько черные, что, казалось, водитель вообще двигается строго по приборам. Это только потом я узнал, что это односторонняя пленка, напитанная магией, и внутрь свет попадает свободно. Но вот в тот момент я удивился, не пересказать.
Из черных тачек и одно бусика вывалился целый выводок яйцеголовых амбалов, которые быстро оцепили место, где держали нас с девицей.
— Госпожа! Вы в порядке?! Мы ищем вас уже третий час! — проверещал один из амбалов.
— Нет! Не в порядке! — взвизгнула девчонка. — Эта свинья облапала меня!
И ткнула на меня пальцем.
Я в это время как раз мирно потягивал черный чай из армейской кружки, радуясь, что эта ночка закончилась и я весь из себя такой молодец.
— Э-ы? — только и успел издать я звук, как на меня навалилось четверо.
После этого меня закинули ласточкой в бус, где на ходу жестко отпинали за проявленное неуважение, а после выбросили вот в эту самую помойку хрен знает где.
Хоть притормозили, и на том спасибо.
Так что я лежал, особо не дергался, только перевернулся на спину и смотрел в голубое небо. Хотелось курить, хотя Ильюша, хороший мальчик, табачком никогда не баловался. Может, это говорят мои старые привычки? Ну, те, которые были в прошлой жизни в нормальном мире без магии и классовой ненависти.
— Ты чего здесь разлегся?! Это мое место! — услышал я, а потом кто-то ткнул меня палкой в бочину.
— Ай, блять! Больно же! — закричал я.
— Моя помойка! Иди, найди свою! — не унимался голос, продолжая тыкать меня палкой в разные мягкие места.
Пришлось вылезать
— Уймись, старый! Я тут страдаю вообще-то!
— О чем ты тут страдаешь?! Иди, страдай в другое место!
— О классовом неравенстве и несправедливости общественного строя страдаю! — рыкнул я в ответ.
От такого ответа дед немного опешил.
— А не рано ли тебе о таком страдать, малец? — спросил дед.
— Если ты в молодости не был социалистом, то ты был подлецом! — выдал я. — А мои гуманистические воззрения были жестоко попраны лакированными туфлями сорок пятого размера. Так что отстань от меня, дай пострадать!
И показывая, что я никуда уходить не собираюсь, я просто рухнул на жопу, обратно в мусор.
На самом деле болели ребра, ноги и шея, идти совершенно не хотелось. Да и сил не было. Нужно передохнуть. А в помойке я останусь чисто из вредности.
— Ох, молодежь пошла… Социалисты… — покачал головой дед, доставая из кармана смятую пачку папирос без фильтра.
Я голодным волком посмотрел на пачку, и, пересилив гордость, спросил:
— Дедуль, угости папироской…
— Какой я тебе дедуль! — обиделся бомж. — Не такой я и старый!
— Ну а как обращаться? — спросил я.
— Зови меня дядя Ваня, — ответил он.
— Дядь Вань, угостите папироской. У меня вот, даже есть…
Я пошарил по карманам и достал из кармана пару смятых десяток, которые отжал вчера у гопоты.
Бомж только посмотрел на смятые купюры, после чего оттолкнул мою руку и протянул пачку.
— За эту дрянь денег не берут. Потом ты угостишь.
— Угощу, согласился я.
— С процентом!
— Само собой!
Дед извлек откуда-то из внутреннего кармана коробок спичек, чиркнул, закурил, пряча огонек в кулак, протянул огню и мне.
Первая затяжка пошла тяжело. Непривычное горло Ильюши моментально схлопнулось, я закашлялся, к губам прилип дешевый табак. Забористые папироски, мать вашу! Крепкие! Но пара тяг — и стало легче. Чуть закружилась голова, а боль в ребрах и шее стала отступать.
— А тебя-то как звать, малец? — спросил дядя Ваня, усаживаясь рядом на какой-то разбитый ящик.
— Илья. Илья Штерн, — ответил я.
Буду представляться девичьей фамилией матери, для конспирации.
— И что такой хороший еврейский мальчик забыл в помойке? — спросил дядя Ваня.