Я — «Дракон». Атакую!..
Шрифт:
— Вот вы и на месте, — спокойно констатировал он этот факт и обстоятельно и подробно принялся рассказывать: — Это вот ваш аэродром. Здесь — столовая, здесь — командирский клуб. А вот там, дальше, — казармы для красноармейцев и городок, где будете жить…
Комдив внимательно смотрел на нас, лукаво улыбался и, очевидно, думал: какое же впечатление производит это его выступление? А по выражению наших лиц совсем нетрудно было уловить одно — общее недоумение. Дело в том, что стояли мы в чистом поле. Чуть в сторонке от нас виднелся лес, а места, на которые указывал Фроловский, были заснеженны и совершенно пустынны.
— Вопросы есть? — по-военному кратко закончив беседу, спросил комдив, и тогда
— А когда это будет — казармы, городок? И кто это все собирается строить?..
— Строить будете сами, — услышали мы в ответ. — Стройматериалы — вот они, под боком, сколько угодно. Вокруг тайга… — Фроловский провел широким жестом слева направо, задумался о чем-то своем и добавил: — Сроки зависят от вас. Я могу дать только палатки. Но в первую очередь собирайте самолеты. Облетаете район — заступайте на боевое дежурство. Враг не дремлет!..
Комдив попрощался с нами, сел в заднюю кабину Р-5 и улетел. А мы разбили палаточный городок и начали жить.
Тяжело было. Зима выдалась морозная. Бесцветным, льдистым стал звездный свет — высоко над землей тянулись холодные и долгие ветры, и даже звезды, казалось, коченели от их дыхания там, наверху. А тихими глухими ночами над нашим палаточным городком чудился мне дальний призрачный звон и до боли знакомая мелодия о широком Амуре, о том, как он несет волны и как ветер поет над ним свои песни.
В общем, как бы там ни было, но через неделю мы уже начали летать, и жизнь палаточного городка вошла в бодрый и деловой ритм.
В каждой палатке на четырех человек мы установили чугунные печки-»буржуйки». Топили их непрерывно по очереди. А сами палатки, чтобы лучше сохранялось тепло, обливали водой и посыпали снегом. Несколько таких слоев образовывали надежное ледяное покрытие, но от «буржуйки» лед таял, и палатки были постоянно мокрые. Но ничего. Мы утеплялись довольно основательно, а точнее, валили на себя, как говорили пилоты, весь свой «послужной список» и спали на высоких нарах. Тому, правда, кто ночью дежурил — следил за печкой, — на следующий день летать было трудно. Какие полеты без отдыха!
И вот тогда я выдвинул рационализаторское предложение. Чтобы пилот, дежуривший при печке, мог все-таки немного поспать, но при этом и огонь ночью не упустил, я устроил своеобразную сигнализацию. Суть ее была проста: бралась алюминиевая проволока и прикреплялась одним концом к печке, а другим с помощью шпагата и бельевой прищепки — к уху. Чтобы ухо не очень-то давила эта прищепка, пружину ее я ослабил. А дальше уже действовали законы физики. Когда печка была раскалена, алюминиевая проволока удлинялась и при этом ее состоянии пилот мог отключаться от обязанностей истопника и спокойно засыпать. Но вот огонь начинал прогорать, печь остывала, и проволока сокращалась, тянула пилота за ухо; мол, вставай, поддай-ка тепла. Один недостаток был в этой в общем-то надежной системе: спать приходилось в строго определенном положении. Но все-таки спать, а не смотреть всю ночь на печку. Народ в отряде по достоинству оценил мое изобретение — запатентовали его под названием «прибор СБЛ», где аббревиатура означала: «связь „буржуйки“ с летчиком», и вскоре приняли на вооружение.
Так мы и перезимовали в палатках.
А с наступлением весны началось фундаментальное строительство всего того, о чем нам рассказывал при первой встрече командующий Фроловский — столовой, домов для командного состава, красноармейских казарм. Только вот пожить мне в отстроенном военном городке пришлось недолго. 7 января меня назначили командиром 61-го отдельного отряда особого назначения.
Стоял отряд на реке Зее, впадающей в Амур, и представлял собой вполне самостоятельную воинскую часть. А это значит, что и горючее, и
Я чувствовал, что меня — моего внимания, организованности, в конце концов, просто рабочего дня — на все не хватает. В отряде было несколько типов боевых машин: Р-5, Р-зет, И-15, И-16 и даже два самолета Р-6. Мог ли я, командуя летчиками, летающими на этих машинах, не уметь владеть ими? Конечно, нет. Поэтому сразу же поставил перед собой задачу — освоить все самолеты отряда. Ну а по части хозяйственной, политико-воспитательной и прочей пришлось учиться. Немалую долю этих забот несли, помогая мне, комиссар отряда и мой заместитель по тылу П. И. Игнатов. Опытный тыловой работник, старый коммунист, просто добрый и отзывчивый человек, Петр Иванович всегда находил выход, казалось, из самого безвыходного положения, и я был с ним как за каменной стеной — затерянный в лесах отдельный наш отряд особого назначения ни в чем не нуждался, жил полнокровной и, не боюсь сказать, интересной жизнью. Какая ведь в Приморье охота! А рыбалка?.. Но главное было, конечно, другое — наш отряд по первой команде готов был выполнить любое задание Родины. Об этом мы всегда помнили; и именно это нас сближало.
А такой приказ мог поступить каждую минуту. Японская линия нападения на нашу страну была придвинута к самой границе. Мощные укрепленные районы представляли собой поселения японцев, в совершенстве обученных военному делу — от пехотинцев до летчиков и танкистов. Закованные в сталь и цемент, словно зубцы одной гигантской крепости, стояли остроконечные громады опорных пунктов Обо-ту, Хэнань-тай, Шитон, Идунь-тай, Лин-тай… Ярусами вверх поднимались там непробиваемые доты. В глубь гор на три-четыре этажа спускались боевые и наблюдательные казематы, арсеналы и бункеры для гарнизонов. В каждом из опорных пунктов были и свои радиостанции, и водопровод, и электричество. Их опутывала сеть траншей, ходов сообщений, колючей проволоки, противотанковых рвов. Много лет строились эти опорные пункты. На сооружение их были согнаны десятки тысяч китайцев. Все работы велись втайне, а рабочие особо секретных объектов по окончании работ уничтожались…
Словом, коварный дух Квантунской армии буквально витал в воздухе, не где-то за горами, а совсем рядом — на одних с нашими высотах. Мы напряженно готовились к боям. Осваивали стрельбы по наземным, воздушным целям, вели между собой учебные поединки. На полигоне мишенями для нас обычно служили силуэты машин или самолетов. Мишени эти были неподвижные, и меня это, естественно, не устраивало. Я нашел старый катер, отремонтировал его, с немалым трудом достал собранный из кусков трос — длиной 1500 метров, а дальше все было просто.
Рядом с нашим аэродромом раскинулось большое озеро. Катер легко ходил по его зеркальной глади и тянул за собой на двух бревнах мишень — силуэт автомашины. Я пикировал на эту движущуюся цель, стрелял по ней с И-16 из всех стволов. Остальным летчикам работать по цели пока не разрешал. Считал необходимым сначала разработать методику такой стрельбы.
И вот в те дни случилось то, что надолго запало в мою душу и если ничего не прибавило к командирскому опыту, то уж по-житейски научило очень многому.