Я дрался на Т-34. Книга вторая

Драбкин Артем Владимирович

— С негативным отношением я не сталкивался. Отношение было уважительное, внимательное. Помню, привезли нас в Осташков. Эшелон остановился. Нам объявили, что транспорта нет. Тот, кто может идти, пожалуйста, пешком идите, а на телегах повезут тех, кто ранен в ноги. И вот двинулись. У меня была страшная потеря крови. Только-только операцию провели. Шел еле-еле, присаживаясь на каждой скамеечке. А на скамеечках бабки сидят, судачат: «Вот немец проклятущий, все время поверху бьет. Только в голову или руки попадает».

— Экипаж был постоянный или сменялся?

— Постоянный. Менялись, только когда убьют или ранят. Иногда механиков-водителей меняли, но про это я уже рассказывал.

Удивительное дело. У меня было пять танков. Каждый раз кого-то или убьют или ранят, а мне везло. Может, потому что я Библию читал? Вот такая петрушка…

Шлемотов Александр Сергеевич

(интервью Максима Свириденкова)

Родился я 24 ноября 1918 года в городе Переславль-Залесский Ярославской области. Семью мою можно назвать рабочей. В то время существовали так называемые «красные директора», и отец мой Сергей Федорович был как раз из таких. Образование у него было какое? Церковно-приходскую школу одну окончил, но в механике хорошо разбирался. А в то время многие даже читать и писать не умели. Вот и работал мой отец директором на городской фабрике «Красный вышивальщик».

Правда, несмотря на должность отца, мы не отличались от своих сверстников, а то и беднее выглядели. Дело в том, что семья у нас была очень большая. Тринадцать детей! Так получилось. У матери моей Прасковьи Алексеевны уже было двое детей, когда она вышла за Сергея Федоровича. А у того от предыдущего брака также осталось восемь сыновей. Потом вместе они еще троих детей нажили.

Хорошо хоть жили мы, по тогдашним меркам, не очень тесно. У нас был большой деревянный дом с двумя пристройками, где можно было ночевать летом. Хотя и зимой не то чтобы совсем тесно было. Конечно, спали мы не по одному, как теперь, а по двое на одной кровати, а кое-кто даже на полу на матрасах. Но тогда все жили бедно. А у нас мать еще не работала, мать-героиня ведь! Ей и дома с таким количеством детей работы хватало, отдохнуть было некогда… Единственное, смогла она некоторое время походить в школу для неграмотных (причем ученицей у моего старшего брата оказалась) и там научилась немного читать и писать.

Через некоторое время страна уже подготовила кадры грамотных специалистов. Соответственно, отец стал теперь не директором, а перевелся главным механиком на фабрику № 5 «Фотокинопленка». И он, конечно, хотел, чтобы у всех его сыновей хорошее образование было, чтобы нормально в жизни устроились. Тогда это большую роль играло, чем какой-то там блат. Мой старший брат имел среднетехническое образование и работал техником на ТЭЦ фабрики № 5. Еще один из моих братьев учился в Московском горном институте (но на последнем курсе умер от осложнений после операции по удалению аппендицита), один окончил Тимирязевскую академию, еще двое — артиллерийское и автомобильное военные училища (причем эти двое братьев, окончив учебу, сразу воевать пошли). Вот и получилось, что в Великую Отечественную нас воевало семь братьев — и практически во всех родах войск, кроме авиации.

До войны многие из моих братьев также успели поработать на рабочих специальностях. И токари были, и электрики. Старшие братья постепенно разъезжались, младшие тоже уже начинали устраиваться на работу. И к моменту, когда я окончил неполную среднюю школу (младше меня было два брата и две сестры, а остальные все старше), нашей семье уже чуть полегче жилось. Да и жизнь во второй половине тридцатых годов постепенно налаживалась.

После школы я подал документы на поступление в фабрично-заводское училище. Я смог туда поступить и окончил его. В 1938 году был призван в армию. То есть на год раньше, в тот призыв ведь забирали родившихся в первой половине 1918 года, а я-то ноябрьский. Но сам попросил, чтобы меня призвали раньше. Не хотелось мне, чтобы получилось так, что я только на работе освоюсь, и тут же идти служить. К тому же мои друзья как раз все в армию уходили: Боря Коптев, рыжий Саша, Вася Овчинников,

Вася Кузнецов. Мне хотелось с ними служить. Военный комиссар знал моего отца и пошел навстречу. Так началась моя служба.

Проходила она в погранвойсках. Попал я на Дальний Восток в 51-й Кяхтинский кавалерийский пограничный отряд и там прослужил до начала войны.

О том, что война скоро начнется, мы знали заранее. В погранвойсках тогда служили три года, но после первых двух лет был положен отпуск. И вот уже третий год идет, а нас не отпускают с нашей заставы. И разговоры везде ходят, что совсем скоро война. Мы думаем: как же так, перед войной и не побудем дома? Пригрозили, что жалобы будем писать во все инстанции. Тогда нам все-таки дали отпуск. Как раз накануне войны — в первых числах мая. Перед дорогой нас даже инструктировали, что мы должны делать, если война застанет дома или по дороге. Нужно было вне зависимости от обстоятельств возвращаться в свою часть. И только если это оказывалось невозможным, нужно было обращаться в военкомат, что в свою часть попасть не можешь, и тогда уж идти по их распределению. Однако мы успели вернуться. Тут и война началась.

Поначалу много шапкозакидательства было. Все думали, что немцев быстро разобьют. А потом сводки-то идут. Мы видим, что немцы везде бомбят, где только могут, наступают. Уже другие эмоции у нас пошли, начали готовиться к серьезной войне. Впрочем, в том, что победим, я никогда не сомневался. Но к трудностям был готов. И, как выяснилось, готовился не зря. Вы представьте только, мне ведь потом приходилось воевать и жить в танке в любое время года. В результате у меня сегодня хронический крестцово-поясничный радикулит — то затихнет, то опять дает о себе знать. А еще я горел в двух танках.

— Как вы, будучи пограничником, стали танкистом?

— С первых дней войны нас, всех, кто имел среднее образование, начали отбирать в училища. Профессиональных кадров не хватало. И вот нас с Дальнего Востока отправили в Ярославль. Там сразу направили в Ярославское пехотное училище. Но у многих-то наших ребят было техническое образование и опыт работы. Вот мы и зароптали, что нас определяют в пехоту. Поначалу нам пригрозили, что отправят солдатами на фронт, раз в это училище не хотим. Но мы ведь и не отказывались от фронта, а просто стремились в такой род войск, где могли бы принести для армии наибольшую пользу. В конце концов к нашим аргументам прислушались, наше зачисление отложили. А тут как раз организовывалось 2-е Горьковское мотоциклетное училище, и уже в начале июля мы были зачислены туда.

Надо сказать, что тогда, видимо, решили, что нужно перенять опыт у немцев, раз они так успешно врываются на мотоциклах в населенные пункты. Сначала мы учили мотоциклы в теории, потом поехали на автодром учиться вождению. К мотоциклам еще не все были готовы, многие еще на велосипедах даже не ездили. Мне было полегче, чем многим. У нас в семье был один велосипед, на котором сначала все мои старшие братья перекатались, потом я и младшие. В нашей семье все умели на велосипеде ездить, поэтому поехать на мотоцикле мне было легко. А многие из курсантов ходили с синяками, с шишками на лбу, с перевязанными руками: никак не могли мотоцикл освоить. Не они им водили, а он ими. Тогда их стали на велосипедах сначала учить.

Но вскоре стало ясно, что все решают танки, а не мотоциклы. И наше училище сначала перепрофилировали в автомобильное, а потом наконец и во 2-е Горьковское танковое училище. Учились мы в основном на Т-34, но были у нас и Т-26, Т-38 (плавающие танки), заграничных не было. Еще для практики, что ли, были маленькие танкетки Т-70. На них порою занимались те, у кого были сложности с освоением Т-34.

Учились мы много и охотно: понимали, что в таких условиях должны как можно быстрее подготовиться. Хотя в плане быта не очень просто все было. Зима выдалась очень холодной, а у нас форма хабэ с летним нательным бельем. Пока в классе высидишь, теорию послушаешь, кажется, что окоченеешь.