Я дрался с бандеровцами
Шрифт:
После выздоровления меня призвали в армию. Попал в истребительно-противотанковую бригаду, дислоцировавшуюся в Тернопольской области. Служил спокойно. Изредка нас бросали на прочесы горной местности по сообщениям о появлении бандформирований, но никого так ни разу и не нашли.
С октября 1952-го после демобилизации я стал работать заведующим в Колковской Центральной сберкассе № 6513. Повсюду ходил с «маузером» или с ТТ, который прятал за пазухой. Но благодаря людям меня не трогали, потому что я сам относился ко всем по-человечески, защищал и помогал, чем мог. И поэтому меня берегли.
В 1954-м меня избрали председателем колхоза имени Тараса Григорьевича Шевченко в селе Каменуха Волынской области.
Как-то я уехал на совещание, а по возвращению жена мне с круглыми глазами рассказывает, что пришли молодые сельские хлопцы, сделали из подвала дома тайный лаз в сарай длиной в 150 метров. И говорят, что если не дай бог начнется какая заваруха, пусть «Палыч» спускается в подвал и лезет в подкоп. Получается, уважали меня люди. Отработал 12 лет, стал инструктором райкома партии, затем снова председателем колхоза. И проработал там до 1964 года.
В 50-х годах нападений на представителей власти уже не было. Единственным случаем, свидетелем которого я был лично, произошел во второй половине 1950-х. Сидим как-то с женой на свадьбе – наша девочка выходит замуж за парня из расположенного рядом села. Приходит одна женщина и вызывает председателя соседнего колхоза, которого все звали Максимович, на какую-то встречу. Он вышел, через минут десять или пятнадцать выстрел – застрелили. Крик, шум… Но он сам виноват. Только что прошел сенокос. А на Украине было негласное правило «десятой копны», т. е. девять первых идет в колхоз, а десятая остается людям. А Максимович приказал все копны сдать колхозу. Даже я его предупреждал, что люди сильно обижаются: «Так делать нельзя! Если зимой будет трудно, то можно пройти по хатам, и они тебе отдадут сено! Выручат тебя. Все равно скотина-то общая». Но он настаивал на полной сдаче, вот его и застрелили. А на грудь бросили бумагу о том, что расстреляли за жадность.
В конце 1964-го по состоянию здоровья я переехал в Крым, где был назначен на должность управляющего отделением № 2 совхоза «Воинский» Красноперекопского района. Затем перебрался в совхоз «Авангард» Сакского района, где отработал до 1971 года. Трудился в совхозе «Береговой», в 75-м стал управляющим отделения совхоза «Дальний». В 1978-м переехал в село Суворовское Сакского района, где стал заместителем директора по хозяйственной части, старшим агрономом подсобного хозяйства, и ушел на пенсию аж в 1990 году из птицесовхоза «Суворовский». Двадцать лет был председателем сельского Совета ветеранов, поднял организацию на ноги. Знаешь, в чем мой секрет долголетия и активной жизни? Солдатский ремень, который я надел в 1946 году, до сих пор ношу на тех же застежках.
– Довелось ли сталкиваться со случаями уклонения от призыва в армию?
– Нет, все нормально шли. Правда, бандеровцы время от времени пытались прижать молодежь – уговаривали не ходить в армию. Но народ на Волыни войну против немцев поддерживал, поэтому молодежь шла добровольно.
– В какой обстановке проходили выборы в сельские советы в Колковском районе?
– В нормальной. Мы внимательно и четко «работали» на избирательных участках – смотрели в оба глаза. Вооруженные до зубов группы сидели в засадах на подходах к участкам,
– Как были вооружены бандеровцы?
– Встречалось немецкое оружие. Но больше всего было советского, его всегда можно было найти на местах боев.
– Как были одеты участники бандформирований?
– Сборная солянка в виде полувоенной формы: и нашей, и немецкой.
– Как прореагировали на амнистию 1946 года?
– Народу вышло из леса мало. А все потому, что сотрудники МГБ повели себя по отношению к людям очень нечестно: их сразу же заставляли подписывать бумаги о сотрудничестве и куда-то высылали. Поэтому эмгэбэшников в народе не любили: уж очень часто среди них встречались подлецы.
– Местное население бандеровцев сильно поддерживало?
– Местами да. Но не скажу, что поддержка была всеобщей. Не везде одинаково к ним относились. К примеру, в райцентре Колки власть чувствовала себя весьма уверенно, и молодежь там большей частью пошла не в бандгруппы, а в истребительный батальон. Вот так-то! Часть сел в районе сочувствовала бандеровцам, а часть поддерживала Советы.
Лаврентьев Ульян Романович
Интервью и литобработка: Юрий Трифонов
Я родился 20 июля 1921 года в селе Копылье Колковского района Волынской области. Мой отец, Роман Власович, всю свою жизнь трудился в сельском хозяйстве. Во время Первой мировой войны он служил в царской армии, воевал против австрийцев и немцев. Стал кавалером Георгиевского креста. К нашему несчастью, папа рано умер. Мне тогда было три года, а младшему брату Гавриле в день смерти отца исполнилось всего три недели. Наша мама Ефима Кондратьевна стала вдовой с девятью детьми. Я хорошо помню старшего брата Бориса, 1905 года рождения, который служил в польской армии, а также Ивана, 1911 года рождения, Омельяна, Леонида и Гаврилу.
Так как мама день и ночь работала, чтобы хоть как-то прокормить семью, заботилась о нас в основном бабушка. Под ее руководством мы искали лебеду и коренья, которыми спасались от голода. Жили страшно тяжело. Было время, когда мы просто пухли от голода. Выглядели жутко: животы – пузатые, а лица – синие.
Лаврентьев Ульян Романович, 1944 год
В 1930 году мне исполнилось 9 лет, а в селе даже не было школы! В царское время действовала церковно-приходская, но во время Первой мировой войны церковь и здание школы сгорели дотла. Поляки же долго не открывали новое учебное заведение, потому что село считалось коммунистическим. И правильно считали, ведь уже в 1928 году у нас организовали ячейку КПЗУ (Коммунистическая партия Западной Украины). Руководил ею Трифон Елизарович Будецкий.
Будецкий в скором времени объявил о создании районной подпольной организации КПЗУ. В селе к коммунистам отнеслись весьма сочувственно. Мой брат Иван в 1934 году стал членом КПЗУ, возглавив сельскую партячейку. А потом и меня туда привел – в 37-м я стал комсомольцем. У нас в хате, которая в Копылье стояла крайней у речки Стырь, часто собирались коммунисты. Мы читали листовки, газеты, книги… Мне доверили флаг компартии, который я прятал в металлических ящиках от пулемета под плетнем, в кустах черной смородины. Когда было нужно, я доставал его на партсобрания.