Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших

Драбкин Артем Владимирович

Вскоре появилось несколько немецких танков, а за ними немецкая пехота. Начался наш винтовочный и пулеметный огонь. Танки были далеко. В ходе боя я увидел, что из складок местности справа от меня вынырнул и движется на соседнюю роту танк, подставив мне свой бок. Мы с Сашей начали по нему стрелять, и после нескольких выстрелов он вдруг задымился. Потом остановился и начал гореть по-настоящему.

Конечно, стреляли по этому танку многие, но я, естественно, решил, что он загорелся от моих выстрелов, и обрадованно наблюдал, как он горит. Мою радость прервал Саша, толкнув меня с криком: «Смотри!».

Я обернулся и увидел, что откуда-то вынырнул и

прямо на нас идет другой танк метрах в 30–40. Я успел выстрелить ему в лоб и с криком «ложись», сдернул с себя ружье и свалился с ним в окоп. Саша упал рядом. Танк наехал на наш окоп, видимо, немного повернул, и нас в окопе полностью засыпало. Некоторое время я дышал, потом потерял сознание.

Как мне потом рассказывали, нас откопали минут через 20–30, после того как отбили атаку немцев. Меня откопали в бессознательном состоянии, но живым. Саша, к сожалению, задохнулся.

Меня, наверное, спасло то, что, когда я падал в окоп, держа в руках ружье, оно упало на меня так, что щечка оказалась над головой, что, видимо, образовало некую пустоту с воздухом.

Меня привел в чувство санитар, давая мне нюхать, видимо, нашатырь.

Когда я пришел в себя, мне рассказали, что атака немцев была отбита, танк, который завалил наш окоп, ушел в наш тыл, подбитый танк продолжал гореть, а остальные танки и пехота ушли обратно.

Командир роты похвалил меня за подбитый танк и сказал, что нас с Сашей представили к награде. К сожалению, я не запомнил дату этого дня, но считаю его днем своего второго рождения.

Часа три я отлеживался в соседнем окопе. Почти полностью отошел и чувствовал себя почти нормально. Потом мне дали другого напарника, и мы начали восстанавливать наш окоп. Немцы в этот день нас больше не беспокоили, к вечеру окоп был готов, и мы устроились на ночлег.

Командир дивизии генерал-майор Бирюков Николай Иванович так описывает этот бой в своей книге «На огненных рубежах»:

«Около часа длилась вражеская артиллерийская и авиационная подготовка. Противник перенес огонь в глубину нашей обороны, сосредоточив его по вторым эшелонам. Пехотного огня, этого показателя живучести обороны, почти не стало слышно. Вслед за переносом огня противник предпринял атаку нашего переднего края танками и пехотой. На правом фланге, у Горбачева. Это критический момент.

Все внимание — участку 788-го полка!

Вдруг на переднем крае против хутора Пещерского я увидел немецкий танк. «Неужели прорвались?» — пронеслось у меня в голове. Мне стало жарко. Но вот на танке врага что-то блеснуло, пламя охватило его, и густое облако черного дыма поднялось к небу. Какой-то смельчак поджег танк, бросив в него бутылку с горючей смесью».

Я когда это прочел, подумал, что это был тот самый танк, который завалил нас и почувствовал удовлетворительное злорадство. Но это было уже потом. Книгу я читал уже в Риге.

Утром обнаружилось, что исчез наш командир отделения, некто Михайлов. Уж не знаю почему, но мне запомнилась не только его фамилия, но и достаточно неприятная физиономия. Кто-то сказал, что он вроде пошел по естественным надобностям и не вернулся.

Потом я слышал разговоры, что он перебежал к немцам. Вечером у нас появился капитан, который расспрашивал про Михайлова.

Через некоторое время меня вызвал командир роты и объявил, что меня назначают командиром отделения, и приказал мне на петлицах белыми нитками вышить по два треугольника. Вместо меня первым номером назначили другого. В этот день мы отбили еще одну атаку немцев, но без танков.

Днем

стояла изнуряющая жара и нас мучила жажда. Кто-то сказал, что где-то километрах в двух позади наших позиций должно быть озеро. При содействии командира взвода мы выпросили у батальонных связистов шест, повесили на него штук семь-восемь касок и пошли вдвоем на разведку за водой. Озеро мы вскоре нашли, с удовольствием напились вдоволь и искупались. К своим окопам мы вернулись, когда уже почти стемнело. Окопы оказались пусты. Мы прошлись вдоль окопов и обнаружили пулеметчиков, которые сказали нам, где сосредотачиваются полки дивизии, а им приказано прикрывать отход до рассвета. Вскоре мы нашли своих. Нам объяснили, что у соседей немцы прорвали оборону, поэтому мы отходим, чтобы не попасть в окружение. Воде, конечно, хозяева касок очень обрадовались, и вскоре мы тронулись. К рассвету вышли к Дону, на берегу которого уже были немцы. Меня охватил страх. В моей анкете только и не хватало того, что я был в окружении. Больше всего я испугался плена. Для меня это была бы верная смерть. Передовые батальоны полка развернулись в цепь и сходу атаковали немцев, которые не успели даже окопаться. Немцев оказалось не очень много, и их быстро разбили. Многие подняли руки и сдались. Это были первые пленные нашей дивизии, которых я увидел своими глазами. Справа виднелось, какое-то большое селение. Потом выяснилось, что это была станица Нижне-Чирская.

Когда началась переправа через Дон, то некоторых перевозили на лодках с оружием, но большинство пыталось переплавляться с помощью подручных средств, либо вплавь. Меня подозвал командир роты, дал мне лодку, трех красноармейцев и велел со своим отделением собирать на берегу все брошенное оружие и переправлять его на ту сторону Дона. В первую очередь велел собирать станковые и ручные пулеметы, ПТР, немногочисленные автоматы ППД и ППШ и другое оружие. У нас было много людей, не умеющих плавать, и многие бросились к станице искать подручные средства, а умеющие плавать поплыли на левый берег. Стояла страшная жара, поэтому я и мои товарищи разделись до кальсон. Свое оружие, «сидоры» и скатки шинелей мы отправили с первым рейсом нашей лодки.

Я не помню точных цифр, но наша лодка, которой управляли братья Перчаткины, это один расчет нашего отделения, сделала четыре-пять рейсов, когда с высокого берега раздались выстрелы. Лодка была по пути на тот берег. Обернувшись, мы увидели стреляющих в нас немцев и кинулись в воду. Доплыли до левого берега не все. Меня прибило к вертикальному берегу, высотой метра два с гаком. Передохнув, я сделал попытку по корням подняться наверх, но тут раздались выстрелы и пули просвистели рядом. Я оставил попытки и решил дождаться темноты. Когда стемнело, я переместился ниже по течению и, к счастью, обнаружил спуск к реке.

Взобравшись на берег, я пошел в глубь леса. Не прошел и полсотни метров, как меня окликнули. Оказалось, что я наткнулся на оборонительную позицию какой-то части. Меня отвели к командиру, который допросил меня, объяснил, куда мне идти на сборный пункт, и велел старшине выдать мне какую-нибудь одежду.

Старшина выдал мне рваную гимнастерку, а вместо шаровар выдал конскую попону. Я натянул гимнастерку, снял мокрые кальсоны, обмотал вокруг себя, как юбку, попону и отправился, как мне представилось, на посмешище к сборному пункту. До сборного пункта оказалось километра три. Там мне дали одеяло и поместили в палатку. Утром оказалось, что там стояло около двадцати палаток и многие одеты не лучше меня.