Я – дверь отверстая
Шрифт:
СТОЛП… ОБЛАЧНЫЙ… ДНЕМ… И… СТОЛП… ОГНЕННЫЙ… НОЧЬЮ.
— Кое-что они явно забыли. — Вики опять хохотнула, не в силах сдержаться.
— Что забыли? — нахмурился Берт.
— Добавить в конце: «Бирма шейв» [12] . — Она прикусила кулак, чтобы сдержать смех, но истерическое хихиканье все равно пробилось наружу, словно шипучие пузырьки имбирного эля.
— Вики, ты хорошо себя чувствуешь?
— Пока не очень. Но мне сразу же станет лучше, когда мы доберемся до грешной солнечной Калифорнии, за тысячу миль отсюда. И чтобы между нами и Небраской были Скалистые горы.
12
Имеется
Они проехали еще одну серию рекламных щитов.
ВОЗЬМИТЕ… СИЕ… И… ЕШЬТЕ… СКАЗАЛ… ГОСПОДЬ.
Берт сам не знал, почему эта фраза вызвала у него стойкую ассоциацию с кукурузой. Кажется, эти слова произносят священники, когда совершают таинство причастия. Но Берт не смог вспомнить точно — слишком давно не был в церкви. Впрочем, он бы не удивился, если бы ему сказали, что в здешних краях вместо облаток используют кукурузные хлебцы. Он хотел поделиться своими мыслями с Вики, но передумал.
Они поднялись на вершину холма, откуда открывался вид на Гатлин — маленький городок в три квартала, похожий на декорацию из фильма о Великой депрессии.
— Там наверняка есть констебль, — сказал Берт и вдруг удивился, почему при одном только взгляде на этот крошечный захолустный городишко, дремлющий под полуденным солнцем, его сердце сжалось от страха.
Они проехали знак ограничения скорости. Не больше тридцати миль в час. Еще один знак, весь в струпьях ржавчины: ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В ГАТЛИН, ЛУЧШИЙ ГОРОДОК ВО ВСЕМ ШТАТЕ НЕБРАСКА — И НА ВСЕМ БЕЛОМ СВЕТЕ! НАСЕЛЕНИЕ 4531.
Вдоль дороги росли пропыленные вязы, большинство — явно больные.
Они проехали мимо склада пиломатериалов. Потом была автозаправка. Таблички с расценками и информацией вяло покачивались под горячим полуденным ветерком: ОБЫЧН. 35,9, ОЧИЩ. 38,9. ВОДИТЕЛИ ГРУЗОВИКОВ! ДИЗЕЛЬНОЕ ТОПЛИВО — С ДРУГОЙ СТОРОНЫ.
Миновав два перекрестка, улицу Вязов и Березовую, они подъехали к городской площади. Все жилые дома в городке были деревянными, с застекленными верандами. Строгие, функциональные постройки. Без украшений и архитектурных изысков. Заброшенные лужайки с пожелтевшей, пожухлой травой. На Кленовой улице им повстречалась дворняга — она медленно вышла прямо на середину улицы, пару секунд постояла, глядя в их сторону, а потом улеглась на проезжей части, положив морду на лапы.
— Остановись, — сказала Вики, — прямо здесь остановись.
Берт послушно подъехал к обочине.
— Разворачивайся, и поедем назад. Отвезем тело в Гранд-Айленд. Это не так уж и далеко. В общем, поехали.
— Вики, что случилось?
— А то ты не знаешь! — В ее голосе явственно зазвучали визгливые нотки. — В этом городе никого нет. Кроме нас с тобой — ни единой живой души. Ты сам разве не чувствуешь?
Да, он что-то такое почувствовал и до сих пор не избавился от этого ощущения. Но…
— Это просто так кажется, — сказал Берт. — Тихое, провинциальное местечко. Делать особенно нечего, все сидят по домам. Или, может, они все на площади. На распродаже домашней выпечки или на розыгрыше лотереи.
– Здесь никого нет, — проговорила она с нажимом, выделяя каждое слово. — Ты видел ту автозаправку?
— Рядом со складом? Конечно, видел. И что?
Берт
— Берт, там указаны цены. Тридцать пять девяносто — обычный бензин, тридцать восемь девяносто — очищенный. Когда ты в последний раз видел такие цены?
— Ну, года четыре назад, — признался он. — Но, Вики…
— Мы почти в центре, Берт, и не видели ни единой машины! Вообще ни одной!
— До Гранд-Айленда — семьдесят миль. Если мы привезем тело туда, это будет выглядеть странно по меньшей мере.
— Мне все равно, как это будет выглядеть!
— Слушай, давай хотя бы доедем до здания здешней администрации и…
– Нет!
Ну все, началось. Вот вам вкратце ответ на вопрос, почему разваливается брак: «Нет. Ни за что. Никогда. Позеленею и сдохну, но добьюсь, чтобы все вышло по-моему».
— Вики…
— Уедем отсюда. Немедленно. Мне здесь не нравится, Берт.
— Вики, послушай меня…
— Разворачивайся, и поедем.
— Вики, можешь ты пару минут помолчать и послушать?
— Я помолчу и послушаю на обратном пути. Все, поехали.
– У нас в багажнике мертвый ребенок! — заорал он ей в лицо и не без удовольствия отметил, как она вздрогнула и поникла. Он продолжил уже не так громко, но все-таки на повышенных тонах: — Ему перерезали горло, а потом вытолкнули на дорогу, где я его сбил. И теперь я собираюсь найти полицейский участок, или городскую управу, или что еще у них тут есть, я не знаю, и сообщить о случившемся. Если тебе так хочется вернуться на трассу, иди пешком. Я тебя подхвачу на обратном пути. Делай что хочешь. Только не говори мне, чтобы я развернулся и ехал семьдесят миль до Гранд-Айленда, как будто у нас в багажнике не мертвый ребенок, а куча мусора. Он был чьим-то сыном, и мать лишилась ребенка, и мы должны сообщить обо всем куда следует, пока убийца не ушел далеко и его можно поймать.
— Ты скотина, — расплакалась Вики. — Как я живу с тобой, не понимаю!
— Я тоже не понимаю. Давно не понимаю. Но это можно исправить, Вики.
Он отъехал от тротуара. Дворняга, лежавшая на дороге, на миг подняла голову и вновь опустила ее на лапы.
До площади оставалось проехать всего полквартала. На пересечении с улицей Радости Главная улица разделялась на две дорожки, огибавшие лужайку с маленьким сквером и летней эстрадой посередине. Собственно, это и была центральная площадь. На другом конце сквера, там, где Главная улица снова сливалась в одну дорогу, стояли два дома, более или менее похожие на административные здания. Берт разглядел надпись над входом в одно из них: ГАТЛИНСКАЯ ГОРОДСКАЯ УПРАВА.
— Ну вот, — сказал он.
Вики не сказала вообще ничего.
Берт остановил машину примерно в центре площади. Перед входом в закусочную «Гриль-бар „Гатлин“».
— Ты куда? — встревожилась Вики, когда Берт открыл дверцу.
— Попробую выяснить, где все. Видишь, табличка в окне. «Открыто».
— Но ты же не оставишь меня здесь одну.
— Ну, так пойдем вместе. Кто тебе мешает?
Вики открыла дверцу и выбралась из салона. Он увидел, какое бледное у нее лицо, и на мгновение ощутил к ней жалость. Безысходную жалость.