Я — эбонитовая палочка
Шрифт:
— З-за…
— Да. Просто закрой, — Сергей глянул на меня снизу вверх — ладонь на барьере, подбородок на костяшках пальцев. — И вспомни что-нибудь хорошее.
Глупо, подумал я. Что я вспомню?
В моей жизни не так много было хорошего. Поездка с родителями в Феодосию к двоюродной маминой сестре — вот и все.
Ее вспомнить?
…уютно, утробно-мягко покачивается вагон, гремят на стыках колеса, нахально лезет в окно солнце, в щель над макушкой поддувает легкий,
— Девяточка!
— Король!
— Стоп-стоп. Это есть. Этого сколько угодно. Ну-ка!
— Туз!
Минералка шипит в стакане. Разноцветные карты переворачиваются "рубашками". Папа на мгновение поднимает лицо, подмигивает.
— А куда едете? — спрашивает сосед.
— В Ф-феод-досию! — кричу сверху я.
В Феодосию.
У родственников свой сад. Абрикосы висят на ветках, срывай не хочу. Крепенькие, лимонно-желтые, неспелые. Мне нравится кислинка, которая еще не сменилась в них вязкой сладостью. Я ковыляю от дерева к дереву и наедаюсь абрикосами на всю жизнь.
Так мне кажется. Я думаю, вот этот — и все, или нет, еще этот, и этот, и те два.
Море шумит ниже по склону — фыр, ффыр. Нестрашный зверь. Небо прозрачно-голубое, такое, что хоть ложись на землю под абрикосами и смотри на него не отрываясь.
А оно будет смотреть на тебя.
Коляска забыта до конца августа. С мамой под руку я упрямо спускаюсь на пляж. Ноги устают, но это как-то и за усталость считать зазорно.
Волны накатывают зазывно — с нами, с нами, с нами, вглубь…
— Все, — сказал Сергей, — открывай.
Я открыл глаза.
Люди текли все также, мужчины и женщины, старые и молодые, в пальто, в куртках, плащах, блузах, свитерах, кофтах.
Я не сразу понял, что изменилось.
— Видишь? — спросил Сергей.
— Д-да, — прошептал я.
Сердце мое стукнуло в горле — баммм!
Людской поток загибался к барьеру, ко мне, как намагниченный. У противоположной стены наоборот образовались полтора метра пустоты.
И никто этого не замечал.
Люди шли, касаясь меня, задевая мои колени, теснились все ближе и ближе. Словно какая-то сила прижимала их ко мне.
Через два метра действие этой силы заканчивалось, и поток вновь рассеивался, занимая весь переход.
— Все, слезай, — Сергей подставил мне плечо для опоры.
— К-куда? — спросил я, хватаясь. — Н-на людей?
— Зачем же?
Сергей, шагнув вперед, освободил мне крохотный пятачок пространства.
Я спрыгнул. Ноги отозвались болезненным гулом.
— А д-дальше?
— Сейчас пойдем…
И действительно — толпа потихоньку отступала от нас, разряжалась. Я подумал о кратковременном массовом помешательстве.
Или не верить глазам своим?
Скоро мы спустились к платформе.
— Ну, как? — спросил Сергей.
— Ч-чудно, — выдавил я.
— Это еще ч…
Сергей вдруг запнулся.
Рот его широко раскрылся, а глаза сделались злыми.
— Куда! — заорал он через мою голову. — Куда! Стой!
Мне стало страшно.
Я инстинктивно сжался, успев только искоса заметить стремительное движение за спиной. В следующий момент я уже летел в сторону. Кто-то ахнул. Хрустнуло в локте. От боли потемнело в глазах. На секунду, на две я просто выключился.
— Вставай, вставай! — Сергей, оказавшись рядом, подхватил меня под мышки.
Я заскреб ногами.
— Ч-что?
— Тебя чуть не сбросили на рельсы.
— К-кто? — я кое-как оперся на правую.
— Зомби.
Загудел появившийся из тоннеля поезд. Крупицы летящей пыли укололи щеку.
— Гд-де? — я попытался обернуться.
— Потом, потом, хорошо? — Сергей потащил меня к распахнувшему двери вагону.
Вокруг нас толклись, двигались люди.
— Мне придется проехать с тобой одну-две станции, — Сергей слабо улыбнулся. — На всякий случай.
Мы втиснулись.
— Ужас! Просто ужас какой-то! — заговорила впереди меня старушка своей попутчице. — Бежал как бешеный, словно ему одному надо…
Голова ее тряслась на тоненькой шее.
— В лоб бы, думаю, таким… — она даже сделала движение сухим кулачком.
Подруга кивнула.
— Стрелять, Аня, стрелять. Совсем совесть потеряли.
Стукнули наконец двери. Запоздало забормотал диктор. Следующая — "Достоевская".
— Вот он, — притянул меня к стеклу Сергей.
— Зомби?
Человек-зомби неподвижно сидел на полу у колонны, широко раздвинув в стороны ноги. Ему было за сорок. Рослый. С брюшком. С гарнитурой в ухе. Дорогой темно-синий костюм-двойка, рубашка, галстук, остроносые туфли.
Я вздрогнул, когда человек вдруг повернул голову за газетой, которую ветер потащил по опустевшей платформе.
Оловянные глаза. Остановившиеся.
Поезд медленно тронулся. Платформа и человек на ней поплыли назад. Я встретился с ним взглядом. Ошеломление, страх исказили его лицо.
Он резво встал на колени и пополз за вагоном. Пополз, пополз, отмахивая левой рукой, а правую держа у сердца. Кажется, что-то говорил.
А дальше поезд набрал скорость, и человек-зомби исчез.