Я еду домой!
Шрифт:
Дернув рычаг, я выбросил пустую гильзу, затем подобрал ее с травы, горячую и дымящуюся, подкидывая в ладони, размахнулся и забросил как можно дальше. Затем протянул винтовку Тому.
– Не видел, кто стрелял?
– Нет, – мотнул тот отрицательно головой. – Откуда-то с соседней улицы.
– Вот и все, пусть звонит куда угодно.
– Посмотрим? – спросил сосед.
Странно. Я только что убил человека, пусть уже и мертвого, но никаких эмоций по этому поводу не
– Пойдем глянем, – согласился я.
Мы вышли из-за угла моего дома и обнаружили адвоката Бирмана, стоящего на тротуаре и вертящего головой. Точно ведь, тварь такая, ищет, на кого нажаловаться. Но морда кислая – понимает, что раз не видел, как мы стреляли, то уже половина счастья в помойку ушла.
– Еще и его бы неплохо… – пробормотал Том.
– Это ты уже сам, – усмехнулся я. – Мне не положено, я иностранец, а отстрел адвокатов есть почетная обязанность гражданина.
– Неплохо бы, – повторил сосед. – Знаешь этот анекдот, когда арабские террористы захватили самолет с американскими адвокатами?
– Нет, а что?
– Они пообещали отпускать их по одному в час, пока не выполнят их требования.
Я хихикнул из вежливости, потому что этот анекдот знал задолго до того, как приехал в Америку. Тем временем мы подошли к лежащему на асфальте телу, под головой которого расплылась небольшая бурая лужа. Совсем небольшая, только от вывалившихся из расколотого черепа мозгов, крови почти не было. Зато стала видна причина смерти – пулевое ранение, которое до того было скрыто сигнальным жилетом. Парню, с виду молодому, не старше двадцати пяти, выстрелили в сердце.
От тела уже ощутимо пованивало. Жара здесь все же, все мертвое гниет сразу. Кстати, это обнадеживает – ведь рано или поздно каждый из этих гобблеров разложится до недееспособного состояния.
– Это что же получается? – спросил я вслух. – Что поднимается любой мертвый? Не только укушенный?
– Не знаю, – хмыкнул Том. – Но я поверил, по крайней мере, что это и вправду был мертвец.
– А до сих пор не верил? – удивился я.
Том обернулся ко мне, посмотрел в глаза и сказал:
– Я не видел Иисуса, призывающего их на Страшный суд, знаешь ли. Поэтому, по моему разумению, восставать они не были должны.
– А почему поверил? – полюбопытствовал я, продолжая рассматривать покойника.
– Потому что нет крови. – Том указал пальцем на пятно на асфальте возле головы. – Кровь течет у живых: ее гонит сердце. А у мертвых она совсем не течет: нет никакого давления.
Верно, так и есть. Я тоже это слышал.
– Что будем делать? – спросил
– Не знаю, – пожал плечами сосед. – Вообще-то трупы не положено трогать до приезда полиции, но раз ты говоришь, что она уже не ездит…
– То что?
– Надо его хотя бы сдвинуть в сторонку, пока на него не налетел кто-то на машине и не размазал по асфальту до самой Канал-стрит.
С этими словами, не обращая внимания на вонь и жужжащих мух, на удивление немногочисленных кстати, он нагнулся, ухватил мертвеца за пояс брюк и несколькими сильными рывками оттащил его в сторону, к тротуару, бросив прямо перед чьей-то лужайкой.
– Надо бы его на газон к Бирману оттащить, – заявил я. – Пусть там воняет и напоминает ему о своих правах.
– Ты потащишь? – усмехнулся Том.
– Нет, пожалуй, – отрицательно покачал я головой и с трудом проглотил слюну: от вони да и самого зрелища к горлу подкатывала тошнота. – Не потащу, противно.
– Привыкай, – с каким-то скрытым намеком сказал Том.
– А ты где привыкнуть успел? – проявил я любопытство к его биографии.
– В «Дурной Земле». А ты говорил, что вроде бы служил в армии.
Верно, как-то обмолвился я о своих офицерских погонах, полученных после института.
– Техником в авиации я служил, – отмахнулся я. – К тому же в таких краях, что там проблема разложения мертвых тел стоять вообще не могла – скорее бы потребовалась их разморозка.
Хм… а ведь это тоже мысль… Люди на севере живут, не вопрос. Хоть в Мурманске, а хоть и на Шпицбергене. А вот мертвяки «живут»? Если они…
Преодолевая брезгливость, я нагнулся и прикоснулся тыльной стороной пальцев к нелепо вывернутой шее мертвеца. Бр-р-р, холодный! Холодный, как жаба, как и подобает быть мертвому. Застрелил я его минуту назад, остыть бы он еще никак не успел.
– Ты что? – не понял моего маневра Том.
– Холодный, – оповестил его я о своем открытии, выпрямляясь и инстинктивно вытирая руку о штаны.
– И что? – не понял моей радости Том.
– Если он холодный, то не сможет существовать в холоде.
– В смысле?
Южанин. Из Аризоны. Все ему надо растолковывать.
– В смысле, что на Аляске они закоченеют и если не промерзнут насквозь, то впадут в вечную спячку вроде тритонов. До тепла, по крайней мере. И в Северной Канаде. И еще много где. Или просто вся жидкость в нем превратится в лед, клетки разорвет, и… – Вместо окончания фразы я просто развел руками, приглашая Тома самостоятельно представить трагический конец ожившего мертвеца.
Том недовольно сморщился: