Я – его алиби
Шрифт:
— Иконы Киса положил в карман. После того как его подстрелили, они исчезли. Причем исчезли вместе со мной. Следовательно, никто, кроме меня, не мог их взять. Когда Александр обнаружил меня на острове, их при мне не оказалось. Значит, где-то я успела их спрятать. Вот они шаг за шагом и восстанавливали весь мой путь от подъезда дома, где жила Милочка, до того места, где сосед меня обнаружил в полуобморочном состоянии. Благо, ты им помог своим откровением с подругами.
Еще минут двадцать мы выстраивали события в хронологическом порядке, то и дело отвлекаясь,
— А зачем ему было убивать Александра? — перебил меня Кирилл.
— Так ведь он уверен, что о его причастности к делу никому не известно. Он не знал, что вчера вечером я была на острове и слышала их разговор. Голос в тот момент я не узнала, но уже тогда смутное подозрение у меня зародилось… Понимая, что его верный помощник перестал быть послушным, он просто-напросто решил избавиться от него…
— Дела-а-а! — протянул Кирилл и присоединился к моим метаниям по комнате, теперь мы оба мерили ее шагами. — Что же теперь нам делать? В милицию идти?
— И что ты им там скажешь? — фыркнула я, на мгновение приостановившись. — Что одна взбалмошная особа, которую ты собираешься взять в жены… Кстати, ты еще не передумал?!
— Пока нет, — засмеялся он, притягивая меня к себе.
— Так вот, я продолжу, если позволишь. — Я высвободилась из его объятий. — В милицию нельзя, потому что у нас нет никаких доказательств. Все лишь плоды наших размышлений. Олег — солидный человек, руководитель известной фирмы… За последние несколько лет сумел сколотить приличное состояние (теперь, конечно, я понимаю, каким путем), хорошо известен и принимаем в определенных кругах… Об их знакомстве с покойным Александром вряд ли было кому-то известно. Я вот в одном доме с ним жила и то не знала… Да нам с тобой никто не поверит в милиции!.. — Я пригорюнилась.
— Тогда поехали к Милочке, — неожиданно предложил Кирилл, поглаживая мою голову. — На месте все и решим…
Глава 17
Едва мы подъехали к ее дому, первое, что бросилось нам в глаза, — это Ксюхина машина, небрежно брошенная прямо у подъезда. Зная аккуратность подруги, этот факт меня как-то сразу встревожил.
— Что-то случилось! — трагическим шепотом изрекла я, выбираясь из машины.
— Не каркай, — предостерег меня Кирилл, беря под руку и идя со мной к лифту. — Возможно, все и утрясется.
Но ничего не утряслось.
Об этом свидетельствовали и распухший Милочкин носик, и покрасневшие от слез глаза. Ксюша, жалостливо сведя бровки, держала в вытянутых руках мензурку с пахучим лекарством и на наше приветствие лишь слабо качнула головой.
— Гм-м-м… — прокашлялся Кирилл. — Кто-нибудь объяснит нам, в чем дело?
Милочка подняла на нас затуманенный слезами взгляд, судорожно вздохнула, пытаясь что-то произнести, но так и не смогла, опять залившись слезами.
— Мерзавец! — тихо пробормотала Ксюша, поглаживая вздрагивающие плечи подруги. — Как он мог так поступить с тобой? Только попадись он мне!
— И что он натворил? — осторожно
— Ле-ерусик!.. — прорыдала Милочка, протягивая ко мне подрагивающие руки. — Вся моя теория полетела ко всем чертям!..
— Какая теория? — вполголоса пробормотал Кирилл, переминаясь с ноги на ногу и явно не находя себе места в нашей компании. — Слушай, Лер, может, я на кухне посижу, пока вы тут…
— Иди, Кирюша! — великодушно разрешила я, испытав удивительную радость оттого, что он спрашивает у меня разрешение. — Как только что-то прояснится, я тебя позову.
Он рассеянно чмокнул меня в подставленную щеку и вышел из комнаты. Эта мимолетная сцена вызвала у Милочки новый взрыв эмоций. Она вскочила, подлетела ко мне и, обхватив за шею, упала на грудь со словами:
— Лерусик! Милый, какая же я дура! Я учила тебя жизни, учила умению обращаться с мужчинами, а са-а-ма-а!..
Последнее слово разобрать было уже невозможно, поскольку оно потонуло в судорожных всхлипываниях.
В недоумении тараща глаза на Ксюху, я принялась успокаивать не на шутку разволновавшуюся подругу, попеременно прикладывая носовой платок то к ее глазам, то к носу.
— Нет, надо что-то делать, — озабоченно прошептала Ксюша и, сделав мне знак поддерживать подругу с другой стороны, приблизила к ее распухшему ротику лекарство.
С моей помощью ей все же удалось влить содержимое мензурки Милочке в рот, и спустя пятнадцать минут та затихла.
Мы подхватили ее под руки, буквально волоком оттащили в спальню и, укрыв теплым пледом, вышли, осторожно притворив дверь.
— Ну и дела-а-а! — качнула головой Ксюха и лихо опрокинула в себя стопку коньяка, початую бутылку которого извлекла перед этим из встроенного в стену бара. — Кто бы мог подумать?.. Вот тебе и толстячок-добрячок!
— Можешь интриговать меня сколько угодно, — зло прошипела я и, следуя ее примеру, налила себе рюмку коньяка. — Но учти! Ты отсюда не выйдешь, пока все мне не расскажешь!
— А куда идти-то? Очумела ты, что ли?! — Ксюха устало плюхнулась на диван и подобрала под себя ноги. — Разве можно ее тут одну оставлять?
— А нельзя ли поподробнее? — раздался вкрадчивый голос Кирилла, который в этот момент материализовался в дверном проеме.
Ксюша тут же спустила с дивана ножки и игриво заулыбалась, чем вызвала у меня приступ острой ревности.
— Чего оскалилась? — рявкнула я на нее. — Давай лучше рассказывай!
Ксюша словно опомнилась, устало вздохнула, но напоследок все же постучала накрашенным ноготком по височку.
— А чего рассказывать-то? — произнесла она наконец, затянувшись предложенной Кириллом сигаретой. — Сижу дома, звонок. Милочка в истерике!.. Я срываюсь, приезжаю, и что оказывается?
— Что?! — одновременно подскочили мы с Кириллом.
— Этот поросенок ее бросил! — роняя пепел, развела Ксюша руками. — Он! Который должен был быть счастлив только тем, что наша лапуля живет с ним на одной территории, — и он ее бросил!