Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Джон Элтон

Но вот я стою здесь и ничего не делаю. Как бы я ни любил Джона, мне стало ясно: надо двигаться дальше.

Другое дело, что я не особо представлял, куда двигаться. Сам не знал, чем хочу заниматься, а главное – на что способен. Да, я играл на клавишных и пел, но на поп-звезду явно не тянул. Во-первых, выглядел неподходяще, о чем свидетельствовал нелепый вид в кафтане. Во-вторых, меня звали Редж Дуайт. Ну никак не звездное имя. «А сегодня в программе «Вершина популярности» новый сингл… Реджа Дуайта!» Нет, невозможно. У других участников «Блюзологии» имена и фамилии были вполне себе звучные: Стюарт Браун, Пит Гевин, Элтон Дин. Элтон Дин! Даже имя саксофониста больше подходит для поп-звезды, а ведь у него нет ни малейшего желания становиться таковой: Дин занимался серьезным джазом, а в «Блюзологии» просто убивал время, поджидая, пока на горизонте замаячит возможность присоединиться к какому-нибудь независимому квинтету, играющему джазовые импровизации.

Конечно,

можно поменять имя, но смысл? Не только я сам считал, что не тяну на поп-звезду, такой приговор мне вынесли профессионалы. Несколько месяцев назад я ходил на прослушивание в «Либерти Рекордз» [22] . Компания разместила рекламу в газете «Мьюзикал Экспресс»: «Либерти Рекордз» ищет таланты!» Как выяснилось, мой талант их не устроил. Я встретился с парнем по имени Рэй Уильямс, поиграл для него, даже записал пару песен в их маленькой студии. Рэй решил, что у меня есть потенциал, но все остальные в «Либерти» думали иначе: «Большое спасибо, но нет».

22

«Либерти Рекордз» (англ. Liberty Records) – международный лейбл звукозаписи, основанный в США в 1951 году.

Вот такие дела.

И все же один вариант имелся. Во время прослушивания в «Либерти» я сказал Рэю, что мог бы писать песни – по крайней мере, наполовину… то есть сочинять музыку, но не тексты. Я пробовал вымучивать стихотворные строки для «Блюзологии» и до сих пор обливаюсь холодным потом, когда они приходят мне на ум: «Мы будем вместе, да-да-да, клянусь, за это все отдам». Рэй, будто припомнив что-то в последний момент – или, возможно, в качестве утешительного приза, – протянул мне конверт. Какой-то парень, откликнувшись на призыв талантов, прислал свои стихи.

По-моему, сам Рэй их даже не читал.

Юноша, приславший тексты, жил в Линкольншире, в деревне Оумби-бай-Спитал, которую никак не назовешь рок-н-ролльной столицей мира. И работал на птицеферме – развозил в тачке тушки мертвых куриц. Но стихи оказались очень приличные. С некоторым влиянием Толкина, налетом эзотерики и не без сходства с A Whiter Shade of Pale группы «Прокол Харум» [23] . Но главное, ни один из текстов не вызвал у меня желания сгореть со стыда – а это значило, что стихи в конверте на порядок лучше моих собственных упражнений в стихосложении.

23

«Прокол Харум» (англ. Procol Harum) – британская рок-группа. Самый известный хит группы – композиция A Whiter Shade of Pale, многими признаваемая гимном шестидесятых.

Вдобавок выяснилось, что я могу писать музыку на эти тексты, причем очень быстро. Что-то в них задело меня за живое – как и сам автор. Он приехал в Лондон, мы встретились и за кофе обо всем сразу договорились. Оказалось, Берни Топин никакой не деревенщина, для семнадцатилетнего парня он был весьма продвинутым: длинноволосый, привлекательный внешне, очень начитанный, большой поклонник Боба Дилана. Мы начали писать вместе – точнее, вместе, но по отдельности: он присылал тексты из Линкольншира, а я сочинял к ним музыку дома, в квартире матери и отчима в Нортвуд Хиллз. Вскоре у нас набралось около десятка песен. Понятно, что мы ни разу не продали ни одно свое творение никому из исполнителей. То есть, если бросить работу и посвятить все время созданию песен, мы точно вылетим в трубу. Но с другой стороны – что мы теряем, кроме денег? Тачку с мертвыми курами и Let the Heartaches Begin дважды в неделю?

Я сказал Джону и «Блюзологии», что ухожу в декабре, сразу после выступлений в Шотландии. Заявление приняли спокойно, без обид: как я уже говорил, Джон был человек великодушный. Во время полета домой я твердо решил, что должен наконец поменять имя. Не знаю почему, но я чувствовал – с этим надо поторопиться. Наверное, для меня такая перемена символизировала старт новой жизни и отсечение всего старого: больше никакой «Блюзологии», никакого Реджа Дуайта. На скорую руку я придумал составной псевдоним: Элтон – от Элтона Дина, Джон – от Долговязого Джона Болдри. Элтон Джон. Элтон Джон и Берни Топин. Авторский дуэт: Элтон Джон и Берни Топин. Мне показалось, звучит круто. Необычно. Интригующе. По дороге из аэропорта Хитроу в автобусе я поделился планами с теперь уже бывшими коллегами. Они долго хохотали, а потом искренне пожелали мне удачи.

один

Элвиса Пресли я открыл для себя благодаря матери. Каждую пятницу после работы она получала недельную зарплату, по дороге домой заходила в «Сиверс», магазин электротоваров, где продавали еще и диски, и всегда покупала новую пластинку

на семьдесят восемь оборотов. Для меня это был самый любимый день недели, и я с нетерпением ждал, что же она принесет на этот раз. Мама любила танцевать, ей нравились оркестры Билли Мэя и Теда Хита, а еще американские певцы: Джонни Рэй, Фрэнки Лейн, Нэт Кинг Коул и Гай Митчелл с его хитом «На ней папуасская юбка и ярко-красные перья». Но однажды мама принесла нечто совсем особенное. Сказала, что никогда прежде не слышала ничего похожего, но это так необычно, что не купить диск она не могла. Как только она произнесла имя – Элвис Пресли, – я вспомнил этого человека. В прошлые выходные, сидя в местной парикмахерской в ожидании своей очереди, я листал журналы и вдруг увидел фото самого феерического парня из всех, что попадались мне на глаза. Все в нем поражало: одежда, прическа, даже поза. В сравнении с народом, шагающим по улице лондонского пригорода Пиннер, он казался инопланетянином – с таким же успехом он мог быть зеленокожим и с антеннами на голове. Я был настолько ошарашен его видом, что не удосужился прочитать статью, и к возвращению домой имя напрочь вылетело у меня из памяти. Теперь я услышал его снова: Элвис Пресли.

Мама поставила пластинку, и сразу стало ясно: поет Элвис так же, как и выглядит, – инопланетно. Если сравнивать с тем, что обычно слушали мои родители, его Heartbreak Hotel вообще не следовало считать музыкой – такое мнение высказал мой отец и придерживался его долгие годы. Я уже успел открыть для себя рок-н-ролл – Rock Around the Clock стала хитом в 1956 году, но Heartbreak Hotel оказалась совсем из другой оперы. Грубоватая, с замедлениями, даже слегка жутковатая. И это странное эхо… Трудно было разобрать слова – я понял только, что его оставила любимая девушка, а дальше смысл ускользнул. Кто такой dess clurk? И что это за Bidder Sir Lonely? [24]

24

Текст песни сложно было разобрать (особенно англичанину) из-за своеобразного небрежного американского произношения Элвиса Пресли. Dess clurk – desk clerk (рус. рецепционист, консьерж в отеле), Bidder Sir Lonely – been so long on lonely [street] (рус. Долго бродил один по одинокой улице). – Прим. пер.

Хотя не важно, что именно он произносил. Главное, когда он пел, с тобой происходило что-то непонятное почти на физическом уровне. Ты словно напитывался удивительной энергетикой его голоса, заражался ею, как будто бациллы из динамика проигрывателя проникают прямиком в твое тело. Я тогда уже считал себя помешанным на музыке, и у меня даже была собственная небольшая коллекция пластинок, оплаченная талонами и сертификатами, подаренными на дни рождения и Рождество. Прежде моим кумиром была Уинифред Атвелл, большая и невероятно жизнерадостная дама из Тринидада. Она выступала с двумя инструментами – маленьким изящным роялем, на котором играла легкие классические мелодии, и старым видавшим виды пианино для исполнения «ресторанных» песен и композиций в стиле рэгтайм. Мне нравилось ее искрометное веселье и театрально-восторженная манера, с которой она объявляла залу: «А теперь я иду к моему другому инструменту»; я обожал смотреть, как она подается вперед, к зрителям, с сияющей улыбкой на лице, и играет с таким упоением, будто в этот миг она счастлива как никогда. Я считал Уинифред Атвелл грандиозной певицей, но под ее музыку никогда не испытывал такого, как сейчас, когда слушал Heartbreak Hotel. Да и вообще никогда в жизни я ничего подобного не испытывал. Казалось, что-то бесповоротно меняется, и мир уже никогда не будет прежним. Время показало, что именно так и вышло: мир изменился.

И слава богу, потому что мир жаждал перемен. Я вырос в Великобритании пятидесятых годов, и до Элвиса, до рок-н-ролла, наша страна была довольно унылым местечком. Жизнь в Пиннере меня не раздражала – я не из тех звезд, чьей мотивацией было жгучее желание сбежать из пригорода. Если честно, мне даже нравилось там жить. А вот страна в целом производила удручающее впечатление. Все что-то скрывали, чего-то страшились, кого-то осуждали или, напротив, боялись осуждения. Я рос в мире, чьи обитатели с мрачным выражением лица подглядывали за соседями из-за оконных штор, где девушек отсылали в деревню, потому что они «попали в беду». Думая о Британии пятидесятых, я часто вспоминаю, как сидел на крыльце нашего дома и слушал разглагольствования маминого брата, дядюшки Реджа, который уговаривал ее не разводиться с моим отцом: «Развод – это же немыслимо! Что подумают люди?» Помнится, он еще произнес фразу: «И что скажут соседи?» Я ни в чем не виню дядю Реджа. В то время считалось, что гораздо важнее создавать видимость благополучного брака, чем просто быть счастливым.