Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году
Шрифт:
власти стали подзабывать о нем, и он работал садовником почти четыре го-
да. За это время вернул к жизни две тысячи восемьсот старых деревьев. Так
бы, наверное, и продолжал, но стало плохо с глазами, потом начался спонде-
лез, болезнь позвоночника, сад пришлось оставить.
Мирослав Зикмунд (мы с ним встретимся у него дома в Злине в феврале
1990 года) вспомнит, как в те унылые времена, пытаясь найти работу, он
обивал пороги учреждений, от него отмахивались, едва услышав фамилию.
Он жил на зарплату сына Саввы, тогда рабочего на железной дороге.
кинокамеру и фотооборудование, бывшее при нем в путешествиях, потом в
ход пошли домашние вещи и книги, в том числе тридцать восемь томов
Большой советской энциклопедии, приобретенной одним из американских
университетов. Под чужими именами иногда удавалось публиковать перево-
ды.
Они не жалуются, с достоинством разделяют участь полумиллиона со-
отечественников, обреченных таким существованием платить за раскварти-
рованные в их стране чужие воинские части и своим бедственным существо-
ванием компенсировать новым хозяевам жизни, советским ставленникам,
чувство собственного ничтожества. Люди, которые недавно считали за честь
пожать руки пана Ганзелки и пана Зикмунда, гордились перед женами и
детьми знакомством с ними, теперь, став крупными партийными функцио-
нерами, замалчивали имена путешественников, как будто их больше не су-
ществует, надеясь, что тем возвеличивают собственные имена.
Утрата прежних связей и отношений, массовая эмиграция, можно ска-
зать – бегство из страны самых совестливых людей, многих интеллектуалов,
гордости нации, из всех издержек «нормализации» (политических, экономи-
ческих, военных и т.д.) для нации самая дорогая издержка, обмеру не подда-
ющаяся. На вакантные места приходят ортодоксы, которых люди с тонкой
душевной организацией сторонятся, не хотят иметь с ними ничего общего.
Теперь у невзрачности есть возможность брать реванш за все свои униже-
ния. Что ни говори, а незаурядность, яркость, талантливость одним своим
существованием отравляют жизнь тем, к кому природа не столь щедра и ко-
му не хватает волевых усилий хоть как-то приподняться над собой, изба-
виться от чувства ущербности. И если за двадцать лет «нормализаторства»
нация все же не угасла окончательно, то объяснение этому следует искать, я
думаю, в ее нерастраченном психическом здоровье, в тысячелетнем опыте
приспособления к жизни.
…Светало, когда мы, перебирая друзей, заговорили о Евгении Евтушен-
ко. Я припомнил услышанные в гостинице «Минск» стихи: «Танки идут по
Праге / в закатной крови рассвета. / Танки идут по правде, / которая не газе-
та. / Танки идут по соблазнам / жить не во власти штампов. / Танки идут по
солдатам, / сидящим внутри этих танков…»
Иржи слышал их в первый раз, их и в Союзе мало кто тогда знал, хотя
они тайно ходили в списках. Он слушал, прикрыв глаза, что-то переспраши-
вал, просил повторить. Повторил я и последние строки: «Прежде, чем я по-
дохну, / кем мне неважно, прозван, / я обращаюсь к потомкам, / только с
единственной просьбой: / пусть надо
по правде: / русский писатель раздавлен / русскими танками в Праге».
Иржи поднял мокрое лицо:
– Ленька, три года я ждал эти слова. . Больше ничего объяснять не надо!
Поздним вечером следующего дня мы обнялись у ограды.
Нам с Сашей пора было возвращаться в Будапешт.
Фотографии к главе 9
Анатолий Марченко: «Газетная кампания последние недели вызывает у меня опасения – не
является ли она подготовкой к интервенции под любым предлогом…» (Письмо в редакции
газет от 29 июля 1968)
Фотографии плакатов, с которыми Лариса Богораз, Павел Литвинов, Константин Бабицкий,
Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Виктор Файнберг, Наталья Горбаневская вышли на Крас-
ную площадь 25 августа 1968 года
Лариса Богораз с сыном Александром (1960-е): «Если бы такое повторилось, я бы, наверное,
нашла в себе силы для нового протеста…» (Из беседы, 1998)
«Приговор я знал заранее, когда шел на Красную площадь…». Из речи на суде . Павел Литвинов
в ссылке (пос. Верхние Усугли Читинской области). 1970-е гг.
Александр Твардовский: «Что делать нам с тобой, моя присяга, где взять слова, чтоб расска-
зать о том, как в сорок пятом нас встречала Прага и как встречает в шестьдесят восьмом».