Я — «Голос»

Эта книга была задумана и начата давно — почти сразу после выхода разведгруппы «Голос» из вражеского тыла.

В последние недели войны я — неожиданно для себя — оказался не у дел. Впервые с сорок первого года у меня появилось много свободного времени, и я почувствовал, что должен, обязан оглянуться, осмыслить все, что мне и моим товарищам пришлось увидеть, пережить.

Осмыслить

Но кому? И каким образом?

На художественный рассказ я и не замахивался.

О публикации документальной повести по понятным причинам тогда не могло быть и речи.

Разведчик, выполнив свою задачу, надолго, иногда навсегда, остается неизвестным, безымянным.

Все это я отлично понимал и все же… все же перевел не одну стопку бумаги, адресуя свои записки в одном экземпляре единственному читателю — самому автору.

Затем другие дела, события — бывало всякое: и радостное и горькое — надолго, на десятилетия, отодвинули работу над рукописью.

Я вспомнил ее, когда в печати появились рассказы о деятельности группы «Голос» в тылу врага и были названы настоящие имена.

Потом на телевизионные экраны пришел «Майор Вихрь». Нет нужды пересказывать содержание фильма. Напомню только, что герои ценою собственной жизни спасли древнюю столицу Польши — Краков. И хотя фильм художественный, герои его собирательные, ряд событий, трагический финал вымышлены, в сюжетной канве можно узнать и дела нашей группы «Голос». Потом появились другие книги, рассказавшие об участниках событий под Краковом.

Пошли письма. В адрес моих товарищей. И на мое имя. Пишут школьники, комсомольцы, земляки-шахтеры, молодые воины и ветераны войны. Пишут из разных концов Союза, из братских социалистических стран. Больше семи тысяч писем. И почти в каждом — вопрос: «Как все было на самом деле? Расскажите обо всем сами».

…Как все было? Об этом в письме не расскажешь. Из моей попытки ответить всем как можно подробней ничего не вышло. Оставалось одно: снова, на этот раз уже в соавторстве с Борисом Хандросом, засесть за старые записи.

Так появилась эта повесть. В ней использованы фронтовые документы, архив разведгруппы «Голос», переписка разных лет.

Пользуюсь случаем, чтобы высказать свою искреннюю благодарность всем, кто прямо или косвенно помогал мне в работе над книгой: Кудрявцеву Владиславу Петровичу, Шаповалову Алексею Трофимовичу, авторам писем, побудивших меня взяться за перо.

…Меня словно обложили толстым слоем ваты: удары сыплются со всех сторон, но я почти не чувствую боли. Окончательно просыпаюсь от голосов, резких, гортанных: немцы. Открываю глаза и сразу натыкаюсь на дула автоматов. По нашивкам узнаю: полевые жандармы. Один сразу наваливается сзади. Придавливает к земле. И вот уже руки намертво скованы стальной браслеткой. Лежу и, словно в дурном сне, наблюдаю, как гитлеровцы роются в моих карманах, портфеле, рюкзаке. Добыча богатая: батареи радиопитания, немецкие рейхсмарки, польские злотые, американские доллары, пистолет, финка. Мне бы теперь гранату! Не в руки, так в зубы. И себя, и этих гадов.

Так провалить дело! В самом начале! Волокут по дороге, но больше не бьют. Слышу: «Гольдфиш, гольдфиш». Это, выходит, я золотая рыбка, которую хочешь не хочешь, а надо доставить к начальству в живом виде. Откуда ни возьмись — повозка. Туда летят сначала мой рюкзак, затем я. Долго трясемся по просеке. Потом по проселку. Уже темнеет, когда повозка останавливается у жандармского поста Войковице. Вталкивают в каморку. Ноет бок. Голова гудит колоколом: провал, провал.

Спокойно! Тебя чему учили умные люди? В панику не впадать. Надежду не терять. Наваливаюсь на дверь: заперта наглухо. Щупаю массивные стены: бетон. И зацепиться не за что. Прибыл.

А ведь готовились. Как готовились к этой ночи на 19 августа — всю весну и все лето сорок четвертого года! Вновь и вновь перебираю в памяти события последних дней. Больше месяца мы ждали этой минуты, когда скажут: летим.

Последний раз репетируем сигнал сбора: водим финкой по лопате. Звук получается скрежещущим, как у ночной вспуганной птицы. Придирчиво допрашиваем друг друга. Гроза не просто отвечает, а наслаждается игрой: врожденный артист.

В 10.00 подошла штабная машина. На аэродроме нас встречает Павлов. Наша группа подчинена ему. С ним будем поддерживать связь. Почти час летим над освобожденной территорией. На прифронтовом аэродроме под Жешувом нас уже ждет специальный самолет ЛИ-2. Приятная новость. Войска 1-го Украинского фронта штурмом овладели Сандомиром — важным опорным пунктом на левом берегу Вислы. Продолжая бои по расширению плацдарма, наступающие войска заняли десятки населенных пунктов, завершили окружение группировки противника в составе трех дивизий и ведут успешные бои по ее уничтожению.

Мы в гражданской одежде, и наше появление на фронтовом аэродроме, да еще в День авиации — сенсация. Летчики принимают нас за артистов. И все интересуются, когда начнется концерт. Ну что ж, артисты так артисты. Со штурманом нашего ЛИ-2 уточняем программу «концерта». По карте точно определяем координаты высадки.

Пилот хмурится:

— Вы нам, черти этакие, всю музыку испортили. Думали выпить свои законные фронтовые в честь праздника. Ну ничего: высадим вас тютелька в тютельку.

В 21.00 пришел инструктор, бог парашютистов. Дотошный. Придирается. Пробует на вес каждый рюкзак. Иначе нельзя: из-за перегрузки можно и без ног остаться.

Инструктор тщательно осматривает парашюты, недовольно хмыкает, заметив на Груше огромные сапоги сорок второго размера: других на складе не нашлось. Заставили ее намотать еще одну пару портянок. Наконец все готово. Начинается погрузка.

— Ну, ни пуха ни пера, — говорит инструктор, и лицо его становится каким-то растерянным, виноватым. «Вот вы летите, — словно говорит он, — а я остаюсь: служба. Очень трудно оставаться, когда другие улетают. Очень трудно».

Но у войны свои неписаные законы и сюрпризы.