Я хочу, чтобы...
Шрифт:
– Как тебе это удалось?
– помолчав, тихо, словно невзначай спросил Халиб.
– Как тебе удалось подружиться с джинами? Джамбия - в ней этот… змей? Мои колдуны осматривали её, но не смогли вызвать джина. Им он не подчиняется. А ведь должен - тому, в чьих руках сосуд в который джина заточили.
– Заточили, - с улыбкой, повторил Амин. И, не в силах смотреть на султана, уставился на узорчатое покрывало.
– Я же не колдун, брат. Я не смог бы его заточить. Он сам выбрал этот… сосуд.
– Сам выбрал службу
– вскинул брови Халиб.
– Не службу, - тихо поправил его Амин.
– Дружбу.
– Дружбу? О нет, он тебя защищает - он тебе служит, - покачал головой Халиб.
– Нет, Амин. Ты знаешь какой-то секрет, как подчинять джинов, - глаза султана загорелись, - Скажи мне. Скажи мне, что это. Какой-то магический фокус? Ну да, ты не колдун. Тогда что? Талисман? Но тебя обыскивали и кроме кинжала ничего не нашли. Что это?
– голос Халиба охрип от еле сдерживаемой алчности.
– Скажи мне, что это?!
Амин неосознанно схватился за рукоять джамбии, и на кровать рядом с султаном шлёпнулись сразу три змеи. Угрожающе зашипели, вытягивая плоские чёрно-жёлтые головы.
– Амин, - с трудом взяв себя в руки, улыбнулся султан.
– Я позволю тебе… я позволю тебе остаться во дворце, даже сохраню титул, если хочешь. Только скажи, что это.
– Я не могу, - тихо произнёс Амин, и Халиб потянулся к висящему на поясе кинжалу.
Амин перехватил его руку, удивляясь, как неприятно дотрагиваться до умащенной розовой водой кожи брата - примерно так же, как раньше он не любил касаться змей.
– Подожди, Халиб. Ты хочешь знать, как я смог получить джинов в союзники? Я тебе покажу. Когда мы разобьём султана Гарибы.
Халиб пристально смотрел ему в глаза какое-то время, потом отвернулся, рассмеявшись.
– Ну конечно. Умно, брат. Очень умно. Джины, да твоё знание - всё, почему я терплю тебя. Заставишь меня пообещать что-нибудь эдакое в обмен? Давай, ты всегда был умненьким мальчиком, - и, поднявшись, направился к двери.
Амин с улыбкой покачал головой и тихо позвал:
– Халиб. Почему ты убил Зульфию?
Султан остановился. Обернулся, удивлённо глядя на Амина.
– Зуль… А, твою наложницу, которая любила танцевать с саблей? У неё хорошо получалось.
– Почему ты убил её?
– повторил Амин.
– До сих пор не понимаешь?
– усмехнулся Халиб.
– Странно. Она была твоей слабостью, брат. Единственное, что могло бросить тебя на колени передо мной. Какая-то девчонка-наложница! Ты был противен мне тогда - шехзаде, готовый умолять, чтобы эту раскрашенную дуру не трогали. Нет бы спасать собственную шкуру! Не будь тогда этого мальчишки - как там его звали?
– ты бы так и рыдал над её телом.
– Захир, - шепнул Амин, закрыв глаза.
– Его звали Захир.
– Вот видишь, - рассмеялся Халиб.
– Ты их помнишь. До сих пор. Это слабость, Амин, недостойная шехзаде. От слабостей
Амин, тяжело вздохнув, вспоминал, как день за днём, ночь за ночью после побега его держало только желание сначала отомстить старшему брату, потом – просто вернуться. И, наконец – доказать, прежде всего, самому себе, что он достаточно силён, чтобы защитить тех, кто ему дорог. Теперь силён – ведь раньше не смог.
А на самом деле не смог даже сохранить единственного со времени побеги из Яммы друга –который привёл его в Гарибу, исполняя его желание, несмотря ни на что. Не смог – из-за слабости? Раньше Амин решил бы, что да.
Сейчас все его желания, отчаянные мечты о мести казались такими глупыми, такими мелкими. Сейчас он хотел бы оказаться далеко-далеко отсюда, где-нибудь в Бахре, в старой лачуге в компании объедающегося сладостями несносного мальчишки…
В давних воспоминаниях образы танцующей Зульфии и верного Захира прощально улыбнулись. Пора было отпустить их. И жить настоящим.
Когда дверь скрипнула, открываясь перед султаном, Амин тихо, не веря, что говорит это, произнёс:
– Я тебя прощаю.
Халиб или не расслышал, или сделал вид. Амину было всё равно.
– Человечнос-с-сть, - просвистел рядом голос Алифа.
– Человеченос-с-с-сть, ибни. С-с-с-среди людей она в пос-с-с-следнее время так редка.
Амин промолчал, впервые в жизни понимая, какая пропасть лежит между ним и братом. И что бы он ни сделал, ему никогда, никогда не сократить её.
И этому человеку он что-то стремился доказать?
***
Аллат, последний раз полюбовавшись на своё отражение в куполе храма, набросила на роскошные волосы накидку, собираясь уступить небосклон брату. Длинные, как копья, и тонкие, как иглы швеи, лучи заглядывали на базарную площадь гарибского города Аббаса, граничащего с Яммой.
Сжимая кулаки, Амин смотрел вокруг. О жестокости джинов рассказывали страшные истории, он же видел её и воочию. Для джинов не существовало смерти, и все жизни людей - ведущих караваны бедуинцев, торговцев-побержцев, нахваливающих товар, стражников, скучающих у городских стен - все эти жизни не имели ценности. Ровно настолько, насколько не имели они и для султана Халиба, собирающегося напасть на город ночью.
– Ты не любиш-ш-ш-шь убивать, ибни?
– просвистел возникший как обычно из ниоткуда Алиф.
– Ты предпочитаеш-ш-ш-шь мир?
Амин глянул на него и опустил голову.
– Какая разница, что я люблю?
– в вечерней сутолоке базара его голос звучал почти неслышно. Для людей, но не для джина.
– И ты не хочеш-ш-ш-ш быть мелкой фиш-ш-шкой в этой алатыри, - улыбнулся Алиф.
– Но тебя не пос-с-с-слушает здешний эмир, даж-ш-ш-ше если ты з-з-захочеш-ш-шь предупредить его об опас-с-с-сности.