Я хочу домой
Шрифт:
Я закрываю глаза под мамино дыхание и музыку южного ветра. Снаружи слышен смех дворовых мальчишек, собирающих дрова для праздничной ночи, – по традиции будут жечь костры и перепрыгивать через них, оставляя в огне горечь уходящего года.
На Новруз Пярзад с Соной приготовят плов с поджаркой из баранины, лука, каштанов, кураги и сушеной сливы. В центре стола будет хонча [37] с семени [38] и горящими
37
Хонча – атрибут праздника Новруз, украшенный поднос с угощениями.
38
Семени – атрибут праздника Новруз в виде проросшей пшеницы, олицетворяющей зарождение жизни.
Все соберутся за одним столом, дети в игре проверят на прочность те самые, сваренные в крутую крашенные яйца, а взрослые, навестив утром на кладбище близких, будут поздравлять друг друга, желая, чтобы грядущие дни принесли здоровье телу и покой душе.
* * *
В день моего рождения бушевал ветер. Он напоминал то хазри, обдувая лица прохожих легким морозом, то гилавар, разгоняя густые облака и согревая сонным солнцем черепичные крыши.
Мама была за городом, когда начались схватки, отошли воды. Доехать до больницы не успели, поэтому Сона, подхватив дочь под руки, побежала к повитухе.
«Ее деревянный домик так раскачивало ветром, что я не поняла, как ты родился. Гюльбаджи, шлепнув тебя по попе, сказала: “Это ребенок-ветер, он будет всегда искать. Не окажется у него места надолго – немного тут, немного там. Одни увидят в нем холод и суровость хазри, другие – тепло и нежность гилавара. Не смей останавливать его. Не все, кто ищет, потеряны”».
Мама рассказывала мне эту историю, смеясь и называя слова повитухи сказкой. А я молчал, не осмеливаясь открыть тайну о том, что слышу в себе ветер – он наполняет меня историями, заставляет идти за неизведанным, но очень важным.
О голосе ветра я поведал Ниязу. Он слушал меня и, щуря один глаз от солнца, улыбался. «Малыш, тебе обязательно скажут, что песню ветра ты придумал, что ее не существует. Все плохое начнется, если ты заставишь себя поверить в чужие слова. Найдутся и те, кто возненавидит тебя за умение слышать. Не бросайся камнями в ответ. Промолчи. Они злятся на тебя за то, что хотят быть на тебя похожими, но не могут.
Знаешь, кого ты мне напоминаешь? На древней улице Стамбула есть необычная лестница по имени Камондо, построенная в форме двух восьмерок. Ее волшебство в том, что на ней можно упасть, но скатиться до конца – нет. А еще, как бы ни плутал в ступенях лестницы, Камондо выведет к ровной светлой улице. Парень, тебе не раз будет казаться, что ты запутался, что если упадешь, то окажешься в темной яме. Не бойся, продолжай идти. Руми писал: “Вглубь иди, но туда не ходи, куда нас гонят страх и печаль”».
* * *
– Сегодня так устал, пока сюда шел. Ноги гудят, как дедушкин
– Бывает. Иногда думаю: все, конец, сил нет, смысла идти – тоже.
– И что тогда?
– Ложусь спать. Наутро силы возвращаются. Воды в колодце прибывает.
– Еще можно купить себе автомобиль, как у Керима-киши, и быстрее добраться до нужного места.
– Малыш, невозможно рисовать одним цветом на черном и белом, как и идти по двум дорогам одновременно. Черный путь соблазняет легкостью, но в нем просто завязнуть, утонуть. Белый – открытый, непростой, но бесценный.
– Чем он ценен?
– На белом листе бумаги ты можешь нарисовать свое счастье. На черном – нет. Его в темноте не видно.
– Нияз, вчера я выбрал черный цвет. Обманул бабушку, забыл накормить Пялянга, не открыл заданную на каникулы книгу, не почистил зубы перед сном и тайком съел кусок пирога, который мама отложила брату Чингизу. Я виноват.
– Прости себя, сделай выводы и постарайся сегодня быть лучше, чем вчера. Ты можешь стать лучше, но не пытайся стать другим, малыш. И твои ошибки, и твои удачи – это ты. Такого, как ты, больше нет.
– На всем Абшероне?
– На всей земле. Относись к себе бережно, не твори зла, не жди награды и позволяй себе промахи. Без них неинтересно.
* * *
В ветреный день я, перевязав шею шарфом (как бы не продуло!), на цыпочках, чтобы не услышали бабушки, выходил со двора, спускался к морю по улице Толстого. Местами асфальт, в остальном – сплошные ямы, которые слесарь-автоколлекционер Керим-киши, проезжая на своей раритетной «Волге», обругивал на чем свет стоит. Его возмущение выплескивалось из открытых окон машины, заставляя проходящих мимо женщин охать. «Совсем голову потерял, старый шайтан! За языком не следит! Да пошлет ему Аллах благоразумия».
Я мог часами идти по Абшерону, не ощущая одиночества. Ветер обдувал меня со всех сторон: ерошил волосы, подгонял в спину пыльной волной, заигрывал с концами шарфа. Он приносил истории дальних стран, где вечно светят маяки, дружба преодолевает немыслимые препятствия, снег вкусом напоминает сахарную пудру, пухлощекие бобры строят путешествующие во времени плотины, а мороженое никогда не тает.
Меня не покидала мысль о том, что где-то там, в десятках километрах от Абшерона, в безликой многоэтажке живет другой Эльчин, у которого другая жизнь, без моря. Он ежедневно ходит в школу по одной и той же дороге, учит нудные уроки, вылавливает кусочки лука из маминого супа, старается быть прилежным и таким, как все. И мне, Эльчину, живущему у моря, было его жаль.
Однажды я спросил себя: «Что делать, чтобы оставаться настоящим?» И получил ответ: «Построить такой же мир – с ветрами, мечетями, морями, инжирными деревьями и маяками – внутри себя и использовать все его возможности, чтобы любить».
Не люблю слово «должен». Это некая форма насильственного действия. Но есть единственное, что каждый из нас должен себе, миру в себе, своей душе в конце концов. Встретить себя – это и есть цель того самого поиска, которому каждый из нас должен посвятить жизнь.