Я хочу от тебя сына
Шрифт:
Здесь всякие процедуры и грязи. Доктора говорят, что прогнозы хорошие и я пойду, надо просто разрабатывать ноги. Я верю, потому и не переживаю. И еще я знаю, что сюда меня привезли по настоянию Тимура, он оплатил лечение и реабилитацию, и я не знаю, как мне донести до него, как я ему благодарна.
Нашу Борисовну сначала чуть не посадили, затем на время отстранили от должности. Все решили что я убежала, потому что узнала о родителях, а я убежала, потому что узнала, что Тимур хотел забрать меня из детдома, а ему не дали.
Но потом выяснилось, что в детдоме долгое время отсутствовал
Она может и нервная немного, но хорошая. И она все правильно говорила Тимуру, вот только для меня такая правда оказалась убийственной, и я даже рада была, что оставила детдом.
Сначала я долго лежала в больнице, потом меня перевезли в какой-то медицинский центр с очень крутым оборудованием. Меня клали на длинную лежанку и завозили в такую капсулу, как в фантастических фильмах. Потом обратно вывозили, и мне очень нравилось.
Потом врачи решили, что лечить мне больше нечего, нужно просто ждать, когда я встану. А я боялась, дико боялась потерять равновесие и упасть. Меня пробовали поднимать на костыли, но я сползала обратно в кресло.
Наверное, это правда, я не хочу ходить. Не хочу возвращаться в детдом, не хочу снова ждать. Здесь хорошо, у моря. Я здесь кормлю чаек, ко мне приходит настоящая кошка и запрыгивает на колени. Я ее глажу, а она мурчит, не то что мой Лаки.
Со мной гуляет санитарка, она добрая, здесь весь персонал добрый. Никто не кричит и не ругается, потому мне нравится жить в кресле.
Чайки пугливо взлетают, и я вижу фигуру, которая идет ко мне по пирсу. В груди замирает и перехватывает дыхание. Это Тимур, я узнаю его сразу же, хоть мы столько не виделись. Как же я ему рада! Но показывать нельзя, я откуда-то знаю, что ему это не понравится. Он чувствует себя виноватым, а я не хочу его добивать. И поэтому просто здороваюсь.
— Здравствуй, Тимур.
— Здравствуй, Доминика.
Мы молчим, мне просто хорошо, потому что он рядом, а он — потому что собирается с духом.
— Почему ты упираешься, Доминика? — спрашивает Тим, и я от удивления приоткрываю рот.
— Что?
— Я говорил с твоим лечащим врачом. Ты можешь ходить, но не хочешь. Почему?
«Потому что я тебя люблю. Потому что боюсь, что ты перестанешь думать обо мне. Потому что мне лучше быть инвалидом, чем чувствовать свою ненужность…»
— Потому что мне страшно.
— Чего ты боишься?
— Что у меня ничего не выйдет. А если выйдет, мне снова придется вернуться в детдом.
— Послушай, девочка, — он присаживается перед креслом на корточки, и у меня сжимается сердце от того, какой у него измученный вид, — я пытался забрать тебя, но у меня ничего не вышло. Мне тебя не отдают. Я чужой тебе, у нас недостаточная разница в возрасте, слишком много препятствий.
Я внезапно замечаю, что он действительно повзрослел, мой Тим Талер.
— Сколько тебе сейчас лет, Тимур? — тихо спрашиваю.
— Двадцать шесть. Это мало, Доминика, слишком мало, чтобы я мог стать твоим опекуном.
— Почему?
— Потому что часто взрослые мужики позволяют себе мерзости в отношении
Он упирается руками в подлокотники кресла, а лбом мне в колени, и я замираю. До жути хочется погладить его по голове, я даже представляю, какие у него жесткие непослушные волосы. Но после того, что он сказал, страшно дать ему повод думать обо мне плохо. Он так старается держать дистанцию, и я не имею права этому помешать.
— Я знаю… — говорю еле слышно, и тогда он поднимает на меня пылающий взгляд.
— Тогда помоги мне, Доминика. Помоги перестать чувствовать себя подонком, искалечившим единственное по-настоящему близкое в этом мире существо.
Он… он правда это сказал? Сказал так обо мне? Я ему дорога? Глаза застилает пелена, когда я представляю себе боль и чувство вины, которые испытывает этот большой и странный мужчина.
На миг накрывает волной раскаяния — я настоящая эгоистка, ведь до этой поры думала исключительно о себе. Все время думала, что будет со мной, и ни на один миг, ни на одну секунду не подумала, что испытывает человек, которого я люблю.
Развела руки в стороны, как будто собралась взлетать, подняла подбородок вверх и стремительно встала на ноги.
«Я не имею права делать тебя несчастным, Тимур Талеров».
Он успел подхватить меня, когда с непривычки я рухнула как подкошенная, но я никогда не забуду то счастье и благодарность, которыми был переполнен устремленный на меня взгляд.
Глава 6
Три года назад
Мне пятнадцать, я уже три года живу в детдоме после того, как меня поставил на ноги Тим Талер. Точнее, заставил встать на ноги, и с тех пор мы не виделись.
Он незримо присутствует в моей жизни, всегда, я знаю, но мне это не нужно. Я хочу его видеть хотя бы изредка, но он, видимо, решил исчезнуть навсегда. Однажды я подслушиваю, совершенно случайно, как Борисовна ругается по телефону, и сразу понимаю, что речь идет обо мне.
— Не выдумывай, Тим, я не могу допустить, чтобы она выделялась среди других девочек. Ну да, ты думаешь, она не поймет? И другие поймут, станут завидовать, это же дети, и это девочки, Тим, так нельзя…
Я прячусь за колонной, Борисовна меня не видит. Она идет по коридору, думает, что он пустой и распекает Талерова по телефону.
Через несколько дней в детский дом от спонсоров привозят партию очень дорогой одежды — на всю группу. Девочки визжат от удовольствия, разбирая брендовые шмотки, а я не могу на них даже смотреть.
Тимур одел всех наших девчонок так, как хотел одеть одну меня, потому что ему не позволили. И от того мне плохо и обидно, я не хочу, чтобы это было для всех. Я тогда так и не взяла ничего, осталась ходить в старом. И больше Тимур одежду не присылал.
На пятнадцатилетие мы все получаем в подарок смартфоны, одинаковые, явно недешевые — мы хоть и детдомовские, в таких вещах сечем не хуже домашних. К каждому смартфону в комплекте идет бампер. Мой — нежного пастельного оттенка с сердечком в углу. И у меня трясутся руки.