Я хочу сейчас
Шрифт:
– Он постучал и сразу вошел, решив, что мы его ждем. Так и было бы, подумай мы об этом. Нельзя грубить слугам.
– Тебя это не касается. – Голос ее на миг стал лондонским.
– Очень даже касается, – сказал Ронни, снова вполне искренне.
Конечно, пустяк. Важен принцип. Пусть грубят слугам и прочему люду в ресторанах и отелях типы уровня леди Болдок – чего от них еще ждать? Но не Симон. Обуздать агрессивность Симон можно, начав с пустяка. Но пока еще рано. Он принялся за виноград.
– Не пойму, почему это может тебя касаться.
– Все, что происходит с тобой, касается
– Да.
Он проглотил виноградинку.
– Какая у нас программа?
– Скукотища. Завтра прогулка на корабле, мы… – К удивлению Ронни, она оборвала себя и продолжала новым тоном, менее сонно: – Мы должны приплыть на соседний остров. Там будет обед.
– Звучит не так уж скучно. Но я имел в виду сегодня.
– Сегодня ужин.
– Я подразумевал – раньше. Начиная с этого часа.
– Ну… ничего. Мама хочет, чтобы ты надел смокинг и всякое такое и был в гостиной в полседьмого. Вот и все.
– Чудесно. Куча времени.
Он прикончил виноград, взглянул на чемоданы, открыл один и вынул шведский несессер, черный, замшевый. Достал по очереди зубную щетку и пасту, почистил зубы. Потом подошел к Симон.
– Ронни… О…
– Я ведь сказал, Симон, сейчас будем отдыхать.
– Ты хочешь лечь в постель в одежде в такую жару?
– Конечно, нет, мы должны…
– Ну так вот. О, милый…
– Слушай, ради Бога… будь…
Пытаясь удержаться, Ронни отступил, стукнулся о чемодан и чуть не упал навзничь с Симон наверху. Тогда он схватил ее за руку и встряхнул, не очень сильно.
– В чем дело?
– Слушай. Мне не нравится. Не хочу так, как в прошлый раз. Ты тряслась, точно миксер, пытаясь скрыть, что тебе это неприятно.
– Почему ты решил, что неприятно? Обожаю это, с ума схожу. Я…
– Ладно, ты обожаешь, а я нет, когда оно в таком роде. В постели командует не девушка, а мужчина, и так оно и будет на этот раз.
– С чего это ты про тот раз и про этот? Ты же сказал, что мы просто отдохнем.
– Но не так, как ты настроилась. Ничего не делай. Я сам. Вот когда ты честно не сможешь с собой совладать, тогда – пожалуйста. Ясно? Ничего не делай нарочно.
– А как насчет того, чтоб раздеть меня? Разденешь?
– Нет, раздевайся сама. Так легче.
Ее лицо вытянулось, она медленно повиновалась. Наполовину стянув свою рубашку, Ронни увидел, как Симон выступила из шорт; ноги были гораздо чище, чем при первой встрече. Потом он почти ничего не видел, пока они не оказались на голубой простыне, да и тогда не намного больше.
Он не мог вспомнить, что подразумевал под отдыхом. Какое-то смехотворно долгое время прилагал все свое искусство, чтобы пробудить в ней те невольные симптомы страсти, которыми велел ей ограничиваться. Ничего не получилось. Она лежала в его объятиях, притихнув, видимо, уютно устроившись; вела себя так, словно смотрела через его плечо «Взгляд», посвященный введению в Англии десятичной системы. [6] Наконец он остановился.
– Время отдыха, да? – спросила она.
6
Перевод денежных
– Время для всего, что тебе чертовски нравится.
– Ты подразумеваешь ЭТО?
– Что ЭТО?
– Я могу делать все что хочу?
– Нет. А что ты имеешь в виду?
Симон показала, что она имеет в виду. Хотя он познакомился с этим еще в Лондоне. Как и тогда, трепетала, напрягалась, скорее задыхалась, чем дышала. Словом, развела суету. Большая часть всего этого была знакома, но он подумал, что на сей раз может окончиться иначе. Частично так и было. Вместо того чтобы втащить его на себя, она энергично влезла наверх, и прежде чем он сообразил, что хочет чего угодно, только не этого, и потерял всякий интерес, ее тело ринулось в путь. За рулем никого, автомобиль съехал с шоссе по ускоряющейся спирали. Черный ящик в мозгу Ронни регистрировал, вероятно, нечто беспрецедентное. Наконец стрелки прибора остановились.
Богатую даже трахнуть невозможно, прошептало что-то в Ронни, когда мисс Квик слезла с него почти так же охотно, как влезала. Приходится давать им трахнуть тебя. Иначе вместе не трахнешься. Нет уж! Даже в такой момент, когда все сексуальное кажется далеким, как высадка на Луне или просьба о французском гражданстве, он отверг этот вариант.
– Ронни, тебе было хорошо?
– Да, хорошо.
– То, чего ты хотел, да?
– …Да.
– Ладно, Ронни, если не возражаешь, я пойду к себе. В этой комнате после обеда ужасно жарко, в ней солнце. Не забудь, что в полседьмого во всем параде. Если опоздаешь, мама рассердится.
Яхты, подобные яхте Болдоков – всего на двенадцать пассажиров, но с капитаном, который рапортует в мундире, – могут дойти от Малакоса до острова Пустое за три часа. Прибавим полчаса на купанье в пути, и, если отплыть в разумное время, компания прибудет на место к часу дня – законной поре предобеденной выпивки в этом кругу общества. Именно так было год назад. Но теперь человек, дающий обед, экспортер поддельных древностей, по имени Василикос, сказал, что не желает, чтобы его друзья с Малакоса вскакивали в богопротивную рань и мчались к нему сломя голову. Они на отдыхе, дайте им отдохнуть, не торопиться, прибыть к двум. (Законное время для не слишком обильной выпивки – половину примут сразу, а закончат за обедом.)
Наблюдатель мог бы сказать, что Василикос, у которого в 1950-м было пять тысяч драхм, все меньше пускал пыль в глаза, был не столько nouvo, сколько rich. [7] И все лучше обращался с деньгами.
Однако леди Болдок сказал, что ее гостям претит валяться в постели половину утра, они кончают завтрак в полдевятого. На это Василикос ответил, что она забыла о том, что нужно успеть взять на борт всех и еще сделать остановку для купанья. (Хотя он прекрасно знал, что она ничего не забывает.) Леди Болдок не спорила и согласилась на два часа, так как он был богаче ее.
7
От франц. «новый богач», нувориш.